Электронная книга: Рэй Брэдбери «Все мои враги мертвы. Сборник идеальных эссе по обществознанию

Рэй Брэдбери. Марсианские хроники.

Безмолвные города

На краю мертвого марсианского моря раскинулся безмолвный белый городок. Он был пуст. Ни малейшего движения на улицах. Днем и ночью в универмагах одиноко горели огни. Двери лавок открыты настежь, точно люди обратились в бегство, позабыв о ключах. На проволочных рейках у входов в немые закусочные нечитанные, порыжевшие от солнца, шелестели журналы, доставленные месяц назад серебристой ракетой с Земли.
Городок был мертв. Постели в нем пусты и холодны. Единственный звук - жужжание тока в электропроводах и динамо-машинах, которые все еще жили сами по себе. Вода переполняла забытые ванны, текла в жилые комнаты, на веранды, в маленькие сады, питая заброшенные цветы. В темных зрительных залах затвердела прилепленная снизу к многочисленным сиденьям жевательная резинка, еще хранящая отпечатки зубов.
За городом был космодром. Едкий паленый запах до сих пор стоял там, откуда взлетела курсом на Землю последняя ракета. Если опустить монетку в телескоп и навести его на Землю, можно, пожалуй, увидеть бушующую там большую войну. Увидеть, скажем, как взрывается Нью-Йорк. А то и рассмотреть Лондон, окутанный туманом нового рода. И, может быть, тогда станет понятным, почему покинут этот марсианский городок. Быстро ли проходила эвакуация? Войдите в любой магазин, нажмите на клавиши кассы. И ящичек выскочит, сверкая и бренча монетами. Да, должно быть, плохо дело на Земле...
По пустынным улицам городка, негромко посвистывая, сосредоточенно гоня перед собой ногами пустую банку, шел высокий худой человек. Угрюмый, спокойный взгляд его глаз отражал всю степень его одиночества Он сунул костистые руки в карманы, где бренчали новенькие монеты. Нечаянно уронил монетку на асфальт, усмехнулся и пошел дальше, кропя улицы блестящими монетами...
Его звали Уолтер Грипп. У него был золотой прииск и уединенная лачуга далеко в голубых марсианских горах, и раз в две недели он отправлялся в город поискать себе в жены спокойную, разумную женщину. Так было не первый год, и всякий раз он возвращался в свою лачугу разочарованный и по-прежнему одинокий. А неделю назад, придя в город, застал вот такую картину!
Он был настолько ошеломлен в тот день, что заскочил в первую попавшуюся закусочную и заказал себе тройной сэндвич с мясом.
- Будет сделано! - крикнул он.
Он расставил на стойке закуски и испеченный накануне хлеб, смахнул пыль со стола, предложил самому себе сесть и ел, пока не ощутил потребность отыскать сатуратор и заказать содовой. Владелец, некто Уолтер Грипп, оказался на диво учтивым и мигом налил ему шипучий напиток!
Он набил карманы джинсов деньгами, какие только ему подворачивались. Нагрузил тележку десятидолларовыми бумажками и побежал, обуреваемый вожделениями, по городу. Уже на окраине он внезапно уразумел, до чего постыдно и глупо себя ведет. На что ему деньги! Он отвез десятидолларовые бумажки туда, где взял их вынул из собственного бумажника один доллар, опустил его в кассу закусочной за сэндвичи и добавил четвертак на чай.

Вечером он насладился жаркой турецкой баней, сочным филе и изысканным грибным соусом, импортным сухим хересом и клубникой в вине. Подобрал себе новый синий фланелевый костюм и роскошную серую шляпу которая потешно болталась на макушке его длинной головы. Он сунул монетку в автомат-радиолу, которая заиграла "Нашу старую шайку". Насовал пятаков в двадцать автоматов по всему городу. Печальные звуки "Нашей старой шайки" заполнили ночь и пустынные улицы, а он шел все дальше, высокий, худой, одинокий, мягко ступая новыми ботинками, грея в карманах озябшие руки.
С тех пор прошла неделя. Он спал в отличном доме на Марс-Авеню, утром вставал в девять, принимал ванну и лениво брел в город позавтракать яйцами с ветчиной. Что ни утро, он заряжал очередной холодильник тонной мяса, овощей, пирогов с лимонным кремом, запасая себе продукты лет на десять, пока не вернутся с Земли Ракеты. Если они вообще вернутся.
А сегодня вечером он слонялся взад-вперед, рассматривая восковых женщин в красочных витринах - розовых, красивых. И впервые ощутил, до чего же мертв город. Выпил кружку пива и тихонько заскулил.
- Черт возьми, - сказал он. - Я же совсем один.
Он зашел в кинотеатр "Элит", хотел показать себе фильм, чтобы отвлечься от мыслей об одиночестве. В зале было пусто и глухо, как в склепе, по огромному экрану ползли серые и черные призраки. Его бросило в дрожь, и он ринулся прочь из этого логова нечистой силы.
Решив вернуться домой, он быстро шел, почти бежал по мостовой тихого переулка, когда услышал телефонный звонок.
Он прислушался.
"Где-то звонит телефон".
Он продолжал идти вперед.
"Сейчас кто-нибудь возьмет трубку", - лениво подумалось ему.
Он сел на край тротуара и принялся не спеша вытряхивать камешек из ботинка.
И вдруг крикнул, вскакивая на ноги:
- Кто-нибудь! Силы небесные, да что это я!
Он лихорадочно озирался. В каком доме? Вон в том! Ринулся через газон, вверх по ступенькам, в дом, в темный холл.
Сорвал с рычага трубку.
- Алло! - крикнул он.
- Ззззззззззззз.
- Алло, алло!
Уже повесили.
- Алло! - заорал он и стукнул по аппарату. - Идиот проклятый! - выругал он себя. - Рассиживал себе на тротуаре, дубина! Чертов болван, тупица! - Он стиснул руками телефонный аппарат - Ну, позвони еще раз. Ну же!
До сих пор ему и в голову не приходило, что на Mapсе мог остаться кто-то еще, кроме него. За всю прошедшую неделю он не видел ни одного человека. Он решил, что все остальные города так же безлюдны, как этот.
Теперь он, дрожа от волнения, глядел на несносный черный ящичек. Автоматическая телефонная сеть соединяет между собой все города Марса. Их тридцать - из которого звонили?
Он не знал.
Он ждал. Прошел на чужую кухню, оттаял замороженную клубнику, уныло съел ее.
- Да там никого и не было, - пробурчал он. - Наверно, ветер где-то повалил телефонный столб и нечаянно получился контакт.
Но ведь он слышал щелчок, точно кто-то на том конце повесил трубку?
Всю ночь Уолтер Грипп провел в холле.
- И вовсе не из-за телефона, - уверял он себя. - Просто мне больше нечего делать.
Он прислушался к тиканью своих часов.
- Она не позвонит больше, - сказал он. - Ни за что не станет снова набирать номер, который не ответил. Наверно, в эту самую минуту обзванивает другие дома в городе! А я сижу здесь... Постой! - он усмехнулся. - Почему я говорю "она"?
Он растерянно заморгал.
- С таким же успехом это мог быть и "он", верно?
Сердце угомонилось. Холодно и пусто, очень пусто. Ему так хотелось, чтобы это была "она". Он вышел из дому и остановился посреди улицы, лежавшей в тусклом свете раннего утра.
Прислушался. Ни звука. Ни одной птицы. Ни одной автомашины. Только сердца стук. Толчок - перерыв - толчок. Мышцы лица свело от напряжения. А ветер, такой нежный, такой ласковый, тихонько трепал полы его пиджака.
- Тсс, - прошептал он. - Слушай!
Он медленно поворачивался, переводя взгляд с одного безмолвного дома на другой.
Она будет набирать номер за номером, думал он. Это должна быть женщина. Почему? Только женщина станет перебирать все номера Мужчина не станет. Мужчина самостоятельнее. Разве я звонил кому-нибудь? Нет! Даже в голову не приходило. Это должна быть женщина. Непременно должна, видит бог!
Слушай.
Вдалеке, где-то под звездами, зазвонил телефон.
Он побежал. Остановился послушать. Тихий звон. Еще несколько шагов. Громче. Он свернул и помчался вдоль аллеи. Еще громче! Миновал шесть домов, еще шесть! Совсем громко! Вот этот? Дверь была заперта.
Внутри звонил телефон.
- А, черт! - Он дергал дверную ручку.
Телефон надрывался.
Он схватил на веранде кресло, обрушил его на окно гостиной и прыгнул в пролом.
Прежде чем он успел взяться за трубку, телефон смолк.
Он пошел из комнаты в комнату, бил зеркала, срывал портьеры, сшиб ногой кухонную плиту.
Вконец обессилев, он подобрал с пола тонкую телефонную книгу, в которой значились все абоненты на Марсе. Пятьдесят тысяч фамилий.
Начал с первой фамилии.
Амелия Амз Нью-Чикаго, за сто миль, по ту сторону мертвого моря. Он набрал ее номер.
Нет ответа.
Второй абонент жил в Нью-Йорке, за голубыми горами, пять тысяч миль.
Нет ответа.
Третий, четвертый, пятый, шестой, седьмой, восьмой: дрожащие пальцы с трудом удерживали трубку.
Женский голос ответил:
- Алло?
Уолтер закричал в ответ:
- Алло, господи, алло!
- Это запись, - декламировал женский голос. - Мисс Элен Аразумян нет дома. Скажите, что вам нужно будет записано на проволоку, чтобы она могла позвонить вам, когда вернется. Алло? Это запись. Мисс Аразумян нет дома. Скажите, что вам нужно...
Он повесил трубку.
Его губы дергались.
Подумав, он набрал номер снова.
- Когда мисс Элен Аразумян вернется домой, - сказал он, - передайте ей, чтобы катилась к черту.
Он позвонил на центральный коммутатор Марса, на телефонные станции Нью-Бостона, Аркадии и Рузвельт Сити, рассудив, что там скорее всего можно застать людей, пытающихся куда-нибудь дозвониться, потом вызвал ратуши и другие официальные учреждения в каждом городе. Обзвонил лучшие отели. Какая женщина устоит против искушения пожить в роскоши!
Вдруг он громко хлопнул в ладоши и рассмеялся. Ну, конечно же! Сверился с телефонной книгой и набрал через междугородную номер крупнейшего косметического салона в Нью-Тексас-Сити. Где же еще искать женщину, если не в обитом бархатом, роскошном косметическом салоне, где она может метаться от зеркала к зеркалу, лепить на лицо всякие мази, сидеть под электросушилкой!
Долгий гудок. Кто-то на том конце провода взял трубку.
Женский голос сказал.
- Алло!
- Если это запись, - отчеканил Уолтер Грипп, - я приеду и взорву к чертям ваше заведение.
- Это не запись, - ответил женский голос - Алло! Алло, неужели тут есть живой человек! Где вы?
Она радостно взвизгнула.
Уолтер чуть не упал со стула.
- Алло!.. - Он вскочил на ноги, сверкая глазами. - Боже мой, какое счастье, как вас звать?
- Женевьева Селзор! - Она плакала в трубку. - О, господи, я так рада, что слышу ваш голос, кто бы вы ни были!
- Я Уолтер Грипп!
- Уолтер, здравствуйте, Уолтер!
- Здравствуйте, Женевьева!
- Уолтер Какое чудесное имя. Уолтер, Уолтер!
- Спасибо.
- Но где же вы, Уолтер?
Какой милый, ласковый, нежный голос... Он прижал трубку поплотнее к уху, чтобы она могла шептать ласковые слова. У него подкашивались ноги Горели щеки.
- Я в Мерлин-Вилледж, - сказал он - Я...
- Зззз.
- Алло? оторопел он.
- Зззз.
Он постучал по рычагу. Ничего.
Где то ветер свалил столб. Женевьева Селзор пропала так же внезапно, как появилась.
Он набрал номер, но аппарат был нем.
- Ничего, теперь я знаю, где она.
Он выбежал из дома. В лучах восходящего солнца он задним ходом вывел из чужого гаража спортивную машину, загрузил заднее сиденье взятыми в доме продуктами и со скоростью восьмидесяти миль в час помчался по шоссе в Нью-Тексас-Сити. Тысяча миль, подумал он. Терпи, Женевьева Селзор, я не заставлю тебя долго ждать!
Выезжая из города, он лихо сигналил на каждом углу.
На закате, после дня немыслимой гонки, он свернул к обочине, сбросил тесные ботинки, вытянулся на сиденье и надвинул свою роскошную шляпу на утомленные глаза. Его дыхание стало медленным, ровным. В сумраке над ним летел ветер, ласково сияли звезды. Кругом высились древние-древние марсианские горы. Свет звезд мерцал на шпилях марсианского городка, который шахматными фигурками прилепился к голубым склонам.
Он лежал, витая где-то между сном и явью. Он шептал: Женевьева. Потом тихо запел "О Женевьева, дорогая, - пускай бежит за годом год. Но, дорогая Женевьева..." На душе было тепло. В ушах звучал ее тихий, нежный, ровный голос: "Алло, о, алло, Уолтер! Это не запись. Где ты, Уолтер, где ты?"
Он вздохнул, протянул руку навстречу лунному свету - прикоснуться к ней. Ветер развевал длинные черные волосы, чудные волосы. А губы - как красные мятные лепешки. И щеки, как только что срезанные влажные розы. И тело будто легкий светлый туман, а мягкий, ровный, нежный голос напевает ему слова старинной печальной песенки:
"О Женевьева, дорогая - пускай бежит за годом год..."
Он уснул.
Он добрался до Нью Тексас-Сити в полночь.
Остановил машину перед косметическим салоном "Делюкс" и лихо гикнул.
Вот сейчас она выбежит в облаке духов, вся лучась смехом.
Ничего подобного не произошло.
- Уснула. - Он пошел к двери. - Я уже тут! - крикнул он. - Алло, Женевьева!
Безмолвный город был озарен двоящимся светом лун. Где-то ветер хлопал брезентовым навесом. Он распахнул стеклянную дверь и вошел.
- Эгей! - Он смущенно рассмеялся. - Не прячься! Я знаю, что ты здесь! Он обыскал все кабинки.
Нашел на полу крохотный платок. Запах был такой дивный, что его зашатало.
- Женевьева, - произнес он.
Он погнал машину по пустым улицам, но никого не увидел.
- Если ты вздумала подшутить...
Он сбавил ход.
- Постой-ка, нас же разъединили. Может, она поехала в Мерлин-Вилледж, пока я ехал сюда?! Свернула, наверно, на древнюю Морскую дорогу, и мы разминулись днем. Откуда ей было знать, что я приеду сюда? Я же ей не сказал. Когда телефон замолчал, она так перепугалась, что бросилась в Мерлин-Вилледж искать меня! А я здесь торчу, силы небесные, какой же я идиот!
Он нажал клаксон и пулей вылетел из города.
Он гнал всю ночь. И думал: "Что если я не застану ее в Мерлин-Вилледж?"
Вон из головы эту мысль. Она должна быть там. Он подбежит к ней и обнимет ее, может быть, даже поцелует - один раз - в губы.
"Женевьева, дорогая", - насвистывал он, выжимая педалью сто миль в час.

В Мерлин-Вилледж было по-утреннему тихо. В магазинах еще горели желтые огни; автомат, который играл сто часов без перерыва, наконец щелкнул электрическим контактом и смолк; безмолвие стало полным. Солнце начало согревать улицы и холодное безучастное небо.
Уолтер свернул на Мейн-стрит, не выключая фар, усиленно гудя клаксоном, по шесть раз на каждом углу. Глаза впивались в вывески магазинов. Лицо было бледное, усталое, руки скользили по мокрой от пота баранке.
- Женевьева! - взывал он к пустынной улице.
Отворилась дверь косметического салона.
- Женевьева! - Он остановил машину и побежал через улицу.
Женевьева Селзор стояла в дверях салона. В руках у нее была раскрытая коробка шоколадных конфет. Коробку стискивали пухлые, белые пальцы. Лицо - он увидел его, войдя в полосу света, - было круглое и толстое, глаза - два огромных яйца, воткнутых в бесформенный ком теста. Ноги - толстые, как колоды, походка тяжелая, шаркающая. Волосы - неопределенного бурого оттенка, тщательно уложенные в виде птичьего гнезда. Губ не было вовсе, их заменял нарисованный через трафарет жирный красный рот, который то восхищенно раскрывался, то испуганно захлопывался. Брови она выщипала, оставив две тонкие ниточки.
Уолтер замер. Улыбка сошла с его лица. Он стоял и глядел.
Она уронила конфеты на тротуар.
- Вы Женевьева Селзор? - У него звенело в ушах.
- Вы Уолтер Грифф? - спросила она.
- Грипп.
- Грипп, - поправилась она.
- Здравствуйте, - выдавил он из себя.
- Здравствуйте. - Она пожала его руку.
Ее пальцы были липкими от шоколада.
- Ну, - сказал Уолтер Грипп.
- Что? - спросила Женевьева Селзор.
- Я только сказал "ну", - объяснил Уолтер.
- А-а.
Девять часов вечера. Днем они ездили за город, а на ужин он приготовил филе- миньон, но Женевьева нашла, что оно недожарено, тогда Уолтер решил дожарить его и то ли пережарил, то ли пережег, то ли еще что. Он рассмеялся и сказал:
- Пошли в кино!
Она сказала "ладно" и взяла его под руку липкими, шоколадными пальцами. Но ее запросы ограничились фильмом пятидесятилетней давности с Кларком Гейблом.
- Вот ведь умора, да? - хихикала она. - Ох умора!
Фильм кончился.
- Крути еще раз велела она.
- Снова? - спросил он.
- Снова, - ответила она.
Когда он вернулся, она прижалась к нему и облапила его.
- Ты не совсем то, что я ожидала, но все же ничего, - призналась она.
- Спасибо, - сказал он, чуть не подавившись.
- Ах, этот Гейбл. - Она ущипнула его за ногу.
- Ой, - сказал он.
После кино они пошли по безмолвным улицам "за покупками". Она разбила витрину и напялила самое яркое платье, какое только смогла найти. Потом опрокинула на голову флакон духов и стала похожа на мокрую овчарку.
- Сколько тебе лет? - поинтересовался он.
- Угадай. - Она вела его по улице, капая на асфальт духами.
- Около тридцати? - сказал он.
- Вот еще, - сухо ответила она. - Мне всего двадцать семь, чтоб ты знал! Ой, вот еще кондитерская! Честное слово, с тех пор как началась эта заваруха, я живу, как миллионерша. Никогда не любила свою родню, так, болваны какие-то. Улетели на Землю два месяца назад. Я тоже должна была улететь с последней ракетой, но осталась. Знаешь, почему?
- Почему?
- Потому что все меня дразнили. Вот я и осталась здесь - лей на себя духи, сколько хочешь, пей пиво, сколько влезет, ешь конфеты, и некому тебе твердить: "Слишком много калорий!" Потому я тут!
- Ты тут. - Уолтер зажмурился.
- Уже поздно, - сказала она, поглядывая на него.
- Да.
- Я устала, - сказала она.
- Странно. У меня ни в одном глазу.
- О, - сказала она.
- Могу всю ночь не ложиться, - продолжал он. - Знаешь, в баре Майка есть хорошая пластинка. Пошли, я тебе ее заведу.
- Я устала. - Она стрельнула в него хитрыми блестящими глазами.
- А я - как огурчик, - ответил он. - Просто удивительно.
- Пойдем в косметический салон, - сказала она. - Я тебе кое-что покажу.
Она втащила его в стеклянную дверь и подвела к огромной белой коробке.
- Когда я уезжала из Тексас-Сити, - объяснила она, - захватила с собой вот это. - Она развязала розовую ленточку. - Подумала: ведь я единственная дама на Марсе, а он единственный мужчина, так что...
Она подняла крышку и откинула хрусткие слои шелестящей розовой гофрированной бумаги. Она погладила содержимое коробки.
- Вот.
Уолтер Грипп вытаращил глаза.
- Что это? - спросил он, преодолевая дрожь.
- Будто не знаешь, дурачок? Гляди-ка, сплошь кружева, и все такое белое, шикарное...
- Ей-богу, не знаю, что это.
- Свадебное платье, глупенький!
- Свадебное? - Он охрип.
Он закрыл глаза. Ее голос звучал все так же мягко, спокойно, нежно, как тогда в телефоне. Но если открыть глаза и посмотреть на нее...
Он попятился.
- Очень красиво, - сказал он.
- Правда?
- Женевьева. - Он покосился на дверь.
- Да?
- Женевьева, мне нужно тебе кое-что сказать.
- Да?
Она подалась к нему, ее круглое белое лицо приторно благоухало духами.
- Хочу сказать тебе... - продолжал он.
- Ну?
- До свидания!
Прежде чем она успела вскрикнуть, он уже выскочил из салона и вскочил в машину.
Она выбежала и застыла на краю тротуара, глядя, как он разворачивает машину.
- Уолтер Грифф, вернись! - прорыдала она, вскинув руки.
- Грипп, - поправил он.
- Грипп! - крикнула она.
Машина умчалась по безмолвной улице, невзирая на ее топот и вопли. Струя выхлопа колыхнула белое платье, которое она мяла в своих пухлых руках, а в небе сияли яркие звезды, и машина канула в пустыню, утонула во мраке.
Он гнал день и ночь, трое суток подряд. Один раз ему показалось, что сзади едет машина, его бросило в дрожь, прошиб пот, и он свернул на другое шоссе, рассекающее пустынные марсианские просторы, бегущее мимо безлюдных городков. Он гнал и гнал - целую неделю, и еще один день, пока не оказался за десять тысяч миль от Мерлин-Вилледж. Тогда он заехал в поселок под названием Холтвиль- Спрингс, с маленькими лавками, где он мог вечером зажигать свет в витринах, и с ресторанами, где мог посидеть, заказывая блюда. С тех пор он так и живет там; у него две морозильные камеры, набитые продуктами лет на сто, запас сигарет на десять тысяч дней и отличная кровать с мягким матрасом.
Текут долгие годы, и если в кои-то веки у него зазвонит телефон - он не отвечает.

Американский писатель Р.Брэдбери поднимает проблему истинной дружбы как непосредственного проявления преданности другому человеку в любой сложнейшей ситуации. Настоящий друг для другого может найти выход даже из самого безнадёжного положения.

Так произошло с главными героями фрагмента произведения Р.Брэдбери: рассказчиком и его другом Уолтером. Рассказчик решил поддержать друга, который потерял смысл жизни из-за того, что не стало врага, борьба с которым давала жизненные силы Уолтеру.

Друг Уолтера решил отвлечь его от плохих мыслей оригинальным - хитрым - способом: разозлить его, чтобы стать его врагом. И это ему удалось. Рассказчик настолько проникся мыслями друга, настолько осознал реальную ситуацию, настолько хотел помочь другу, что принял оригинальное решение.

Позиция рассказчика выражена в его размышлениях со своим вторым «я» о том, что же делать, как помочь. Он не бросил товарища, когда уже никакое решение больше приходило на ум. Рассказчик почувствовал себя врачом, который вылечил не только тело человека, но и душу.

Я согласен с автором и считаю, что истинной дружбой можно считать такие отношения, когда в, казалось бы, неразрешимой ситуации человек ради друга, если не помогают убеждения, совершает нестандартный поступок, который, возможно, никогда в жизни не совершал. Помощь друзьям может быть разнообразной. Самое главное – обдумать ситуацию и найти решение. Оно может быть своеобразным.

Настоящей дружбой можно назвать многолетнюю дружбу между Андреем Штольцем и Ильёй Обломовым – героями романа И.А.Гончарова «Обломов». В юности они обещали друг другу быть работоспособными, деятельными. Штольц беспокоился по поводу того, что Обломов не занимался никакой деятельностью. Андрей Штольц считал, что труд необходим человеку. Чтобы расшевелить друга, он предлагал ему книги, звал за границу. Когда Илья Ильич серьёзно заболел, Андрей Штольц приехал к нему. Для Обломова Штольц был единственным другом, к советам которого он прислушивался. Андрей Штольц ценил в Илье Ильиче его доброе сердце. Он хотел помочь Обломову обрести настоящий смысл жизни.

Образцом истинной дружбы является дружба лицеистов: А.С.Пушкина, И.Пущина, В.Кюхельбекера, А.Дельвига. Юных людей объединяли духовные интересы, общие устремления. Их детская дружба не угасла. Чтобы поддержать А.Пушкина в ссылке, И.Пущин навестил его в Михайловском. Когда И.Пущина сослали в Сибирь, А.Пушкин посвятил ему стихотворение и послал его своему другу. Воспоминания о лицейской дружбе радовали И.Пущина, который жил в тяжёлых условиях.

Итак, жизнь - удивительная вещь. Друзья могут оказаться в самой непредсказуемой ситуации. Настоящие дружеские отношения раскрываются именно в таких случаях.

Эффективная подготовка к ЕГЭ (все предметы) -

«На седьмой странице был некролог: «Тимоти Салливан. Компьютерный гений. 77 лет. Рак. Заупок. служба неофиц. Похороны в Сакраменто». – О боже! – вскричал Уолтер Грипп. – Боже, ну вот, все кончено.– Что кончено? – спросил я. – Жить больше незачем. Читай, – Уолтер встряхнул газетой…»

Издательство: "Эксмо" (2004)

ISBN: 978-5-699-27934-0

электронная книга

Гражданство:
Род деятельности:
Дебют:
Премии:
Произведения на сайте Lib.ru
RayBradbury.com

Своеобразно Брэдбери решает и этические проблемы: зло и насилие в его книгах предстают нереальными, «понарошными». Как некие «тёмные силы», лучший способ борьбы с которыми - их игнорирование, обыгрывание, уход в другую плоскость восприятия. Очень ярко эта позиция нашла отражение в романе «Надвигается беда», где в финале главные герои побеждают «тёмный карнавал» нечисти балаганным весельем.

Произведения

Основные крупные произведения, переведённые на русский язык:

  • Марсианские хроники , 1950 год (The Martian Chronicles)
  • 451 градус по Фаренгейту , 1953 год (Fahrenheit 451)
  • Вино из одуванчиков , 1957 год (Dandelion Wine)
  • Надвигается беда,

На седьмой странице был некролог: «Тимоти Салливан. Компьютерный гений. 77 лет. Рак. Заупок. служба неофиц. Похороны в Сакраменто».

– О боже! – вскричал Уолтер Грипп. – Боже, ну вот, все кончено.

– Что кончено? – спросил я.

– Жить больше незачем. Читай, – Уолтер встряхнул газетой.

– Ну и что? – удивился я.

– Аллилуйя! – засмеялся я. – И долго ты ждал, пока этот сукин сын…

– Ублюдок.

– Хорошо, пока этот ублюдок откинет копыта? Так радуйся.

– Радуйся, черта с два! Теперь у меня нет причин, нет причин, чтобы жить.

– А это еще почему?

– Ты не понимаешь. Тим Салливан был настоящим сукиным сыном. Я ненавидел его всей душой, всеми потрохами, всем своим существом.

– Ну и что?

– Да ты, похоже, меня не слушаешь. С его смертью исчез огонь.

Лицо Уолтера побелело.

– Какой еще огонь, черт возьми?!

– Пламя, черт побери, в моей груди, в моей душе, сокровенный огонь. Он горел благодаря ему. Он заставлял меня идти вперед. Я ложился ночью спать счастливый от ненависти. Я просыпался по утрам, радуясь, что завтрак даст мне необходимые силы – необходимые, чтобы убивать и убивать его раз за разом, между обедом и ужином. А теперь он все испортил, он задул это пламя.

– Он нарочно сделал это с тобой? Нарочно умер, чтобы вывести тебя из себя?

– Можно сказать и так.

– Я так и сказал!

– Ладно, пойду в кровать, буду снова бередить свои раны.

– Не будь нюней, сядь, допей свой джин. Что это ты делаешь?

– Не видишь, стягиваю простыню. Может, это моя последняя ночь.

– Отойди от кровати, это глупо.

– Смерть – глупая штука; какой-нибудь инсульт, бах – и меня нет.

– Значит, он сделал это нарочно?

– Не стану валить на него. Просто у меня скверный характер. Позвони в морг, узнай, какой там у них ассортимент надгробий. Мне простую плиту, без ангелов. Ты куда?

Проблемы и темы: - смысл жизни
- обида
- прощение
- дружба, роль дружбы в жизни человека

ВСЕ МОИ ВРАГИ МЕРТВЫ

Время чтения рассказа - 9 минут.

На седьмой странице был некролог: «Тимоти Салливан. Компьютерный гений. 77 лет. Рак. Заупок. служба неофиц. Похороны в Сакраменто».
- О боже! - вскричал Уолтер Грипп. - Боже, ну вот, все кончено.
- Что кончено? - спросил я.
- Жить больше незачем. Читай, - Уолтер встряхнул газетой.
- Ну и что? - удивился я.
- Все мои враги мертвы.
- Аллилуйя! - засмеялся я. - И долго ты ждал, пока этот сукин сын...
- ...ублюдок.
- Хорошо, пока этот ублюдок откинет копыта? Так радуйся.
- Радуйся, черта с два. Теперь у меня нет причин, нет причин, чтобы жить.
- А это еще почему?
- Ты не понимаешь. Тим Салливан был настоящим сукиным сыном. Я ненавидел его всей душой, всеми потрохами, всем своим существом.
- Ну и что?
- Да ты, похоже, меня не слушаешь. С его смертью исчез огонь.
Лицо Уолтера побелело.
- Какой еще огонь, черт возьми?!
- Пламя, черт побори, в моей груди, в моей душе, сокровенный огонь. Он горел благодаря ему. Он заставлял меня идти вперед. Я ложился ночью спать счастливый от ненависти. Я просыпался по утрам, радуясь, что завтрак даст мне необходимые силы, необходимые, чтобы убивать и убивать его раз за разом, между обедом и ужином. А теперь он все испортил, он задул это пламя.
- Он нарочно сделал это с тобой? Нарочно умер, чтобы вывести тебя из себя?
- Можно сказать и так.
- Я так и сказал!
- Ладно, пойду в кровать, буду снова бередить свои раны.
- Не будь нюней, сядь, допой свой джин. Что это ты делаешь?
- Не видишь, стягиваю простыню. Может, это моя последняя ночь.
- Отойди от кровати, это глупо.
- Смерть - глупая штука, какой-нибудь инсульт - бах - и меня нет.
- Значит, он сделал это нарочно?
- Не стану валить на него. Просто у меня скверный характер. Позвони в морг, какой там у них ассортимент надгробий. Мне простую плиту, без ангелов. Ты куда?
- На улицу. Воздухом подышать.
- Вернешься, а меня, может, уже и не будет!
- Потерпишь, пока я поговорю с кем-нибудь, кто в здравом уме!
- С кем же это?
- С самим собой!
Я вышел постоять на солнышке.
«Быть такого не может», - думал я.
«Не может? - возразил я себе. - Иди, полюбуйся».
«Погоди. Что делать-то?»
«Не спрашивай меня, - ответило мое второе я. - Умрет он, умрем и мы. Нет работы - нет бабок. Поговорим о чем-нибудь другом. Это что, его записная книжка?»
«Точно».
«Полистай-ка, должен же там быть кто-то живой-здоровый».
«Ладно. Листаю. А, Б, В! Все мертвы!»
«Проверь на Г, Д, Е и Ж!»
«Мертвы!»
Я захлопнул книжку, словно дверь склепа.
Он прав: его друзья, враги... книга мертвых.
«Это же ярко, напиши об этом».
«Боже мой, ярко! Придумай хоть что-нибудь!»
«Погоди. Какие чувства ты испытываешь к нему сейчас? Точно! Вот и зацепка! Возвращаемся!»
Я приоткрыл дверь и просунул голову внутрь.
- Все еще умираешь?
- А ты как думал?
- Вот упрямый осел.
Я вошел в комнату и встал у него над душой.
- Хочешь, чтобы я заткнулся? - спросил Уолтер.
- Ты не осел. Конь с норовом. Подожди, мне надо собраться с мыслями, чтобы вывалить все разом.
- Жду, - произнес Уолтер. - Только давай поскорее, я уже отхожу.
- Если бы. Так вот, слушай!
- Отойди подальше, ты на меня дышишь.
- Ну это же не «рот-в-рот», просто проверка в реальных условиях: так вот, слушай внимательно!
Уолтер удивленно заморгал:
- И это говорит мой старый друг, мой закадычный дружбан?
По лицу его пробежала тень.
- Нет. Никакой я тебе не друг.
- Брось, это же ты, дружище! - широко улыбаясь, проговорил он.
- Раз уж ты собрался помирать, настала пора для исповеди.
- Так ведь это я должен исповедоваться.
- Но сначала я!
Уолтер закрыл глаза и помолчал.
- Выкладывай, - сказал он.
- Помнишь, в шестьдесят девятом была недостача наличных, ты еще тогда подумал, что Сэм Уиллис прихватил их с собой в Мексику?
- Конечно, Сэм, кто же еще.
- Нет, это был я.
- Как так?

А так, - сказал я. - Моих рук дело. Сэм сбежал с какой-то цыпочкой. А я прикарманил бабки и свалил все на него! Это я!

Ну, это не такой уж тяжкий грех, - произнес Уолтер. - Я тебя прощаю.
- Подожди, это еще не все.
- Жду, - улыбнувшись, спокойно сказал Уолтер.
- Насчет школьного выпускного в пятьдесят восьмом.
- Да, подпортили мне вечерок. Мне досталась Дика-Энн Фрисби. А я хотел Мэри-Джейн Карузо.
- И ты бы ее получил. Это я рассказал Мэри-Джейн про все твои приключения с бабами, перечислил ей все твои подвиги!
- Ты это сделал? - Уолтер вытаращил на меня глаза. - Так это за тобой она увивалась на выпускном?
- Точно.
Уолтер в упор посмотрел на меня, но потом отвел взгляд.
- Ладно, черт с ним, что было, то давно быльем поросло. У тебя все?
- Не совсем.
- О господи! Это становится интересно. Выкладывай.
Уолтер ткнул кулаком подушку и лег, приподнявшись на локте.
- Потом была Генриетта Джордан.
- Бог мой, Генриетта. Красотка. Потрясающее было лето.
- Благодаря мне оно для тебя закончилось.
- Что?!

Она ведь бросила тебя, да? Сказала, что ее мать при смерти и ей надо быть подле мамочки.

Ты что, сбежал с Генриеттой?
- Точно. Пункт следующий: помнишь, я заставил тебя продать в убыток акции «Айронворкс»? На следующей неделе я купил, когда они пошли на повышение.
- Ну, это не страшно, - терпеливо произнес Уолтер.
- Далее, - продолжал я, - Барселона, шестьдесят девятый, я пожаловался на мигрень, отправился спать пораньше и прихватил с собой Кристину Лопес!
- Я частенько на нее заглядывался.
- Ты повышаешь голос.
- Правда?
- Далее, твоя жена! Мы с ней наставили тебе рога.
- Рога?
- Не раз и не два, а раз сорок тебя сделали!
- Замолчи!
Уолтер в бешенстве вцепился в одеяло.
- Раскрой уши! Пока ты был в Панаме, мы с Эбби оттягивались тут по полной!
- Я бы узнал об этом.
- С каких это пор мужья узнают о таких вещах? Помнишь ее винный тур в Прованс?
- Было дело.
- А вот и нет. Она была в Париже и пила шампанское из моих ботинок для гольфа!
- Из ботинок для гольфа?!
- Париж был нашим гольф-клубом! А мы - чемпионами мира! Потом Марокко!
- Но она там никогда не была!
- Была, очень даже была! Рим! Угадай, кто был ее гидом?! Токио! Стокгольм!
- Но ее родители сами были шведами!
- Я вручал ей Нобелевскую премию. Брюссель, Москва, Шанхай, Бостон, Каир, Осло, Денвер, Дейтон!
- Замолчи, о боже, замолчи! Замолчи!
Я замолчал и, как в старых фильмах, отошел к окну и закурил сигарету.
Мне было слышно, как Уолтер плачет. Я обернулся и увидел, что он сидит, свесив ноги с кровати, и слезы капают с его носа на пол.
- Ты сукин сын! - всхлипнул он.
- Точно.
- Ублюдок!
- В самом деле.
- Чудовище!
- Правда?
- Мой лучший друг! Я убью тебя!
- Сначала поймай!
- А потом воскрешу и снова убью!
- Что это ты делаешь?
- Вылезаю из кровати, черт возьми! А ну, иди сюда!
- Нетушки, - я открыл дверь и выглянул наружу. - Пока.
- Я убью тебя, даже если на это уйдут годы!
- Ха! Послушайте-ка его - годы!
- Даже если на это уйдет целая вечность!
- Вечность! Это круто! Тада-да-дам!
- Стой, черт возьми!
Уолтер, шатаясь, подошел ко мне.
- Сукин сын!
- Точно!
- Ублюдок!
- Аллилуйя! С Новым годом!
- Что?
- Прозит! Твое здоровье! Кем я тебе давеча был?
- Другом?
- Да, другом!
Я рассмеялся смехом врача-терапевта.
- Сукин сын! - прокричал Уолтер.
- Он самый, точно, это я!
Я выскочил за дверь и улыбнулся.
- Он самый!
Дверь с грохотом захлопнулась.

Похожие публикации