Казачки - особый тип женщины. Секреты магнетизма донских казачек

В культуре любого сообщества неизбежно складываются идеальные или типичные мужские и женские образы, являющиеся, по сути, в своем сочетании, одним из проявлений системных связей, лежащих в основе организации данного сообщества. Собственно уже по одним только этим образам (присущим им характеристикам, знакам, символам) можно пытаться реконструировать эти системные связи, судить о структурных особенностях сообщества, их эволюции.

В этой работе мы попытаемся рассмотреть в самых общих чертах образы казака и казачки в их историческом развитии, представленные в разных источниках и отражающие взгляд и самих носителей традиции, и сторонних наблюдателей. Начнем с донского казака, ибо его образ отличается большей цельностью, а главное, с него собственно и начинается сама история донского казачества – сообщества, на первых порах, исключительно мужского, формировавшегося в специфических условиях Дикого Поля.

Маргинальный характер ранних казачьих сообществ выражался и в образе их жизни, и во внешнем облике самих казаков, старающихся подчеркнуть, особо обозначить свою противопоставленность статусной зоне. Вот как выглядели запорожские казаки, чья культурная модель была чрезвычайно близка донской, согласно описаниям, относящимся к XVIII в.: «Вал земляной, по виду не крепок добре, да сидельцами крепок, а люди в нем – что звери. По земляному валу ворота частые, а во всяких воротах копаны ямы, да солома постлана в ямы. Там палеевщина лежит, человек по 20, по 30-ти, голы, что бубны, без рубах, нагие, страшны зело… все голудьба безпарточная, а на ином и клочка рубахи нет, страшны зело, черны, что арапы, и лихи, что собаки: из рук рвут .

Казачья семья. Начало XX века. Архив школьного музея р.п. Нехаево

Исследователи отмечали, что «нарочитая бедность костюма была своего рода шиком у запорожцев» и считали, что такой внешний вид казаков был «результатом обстановки жизни козацкой в раннее время», а потом уже стал модой: «Воины ополчения русского, ходившего в 1572 г., смеялись над щегольским убором одного турецкого богатыря, состоящим из леопардовой кожи и страусовых перьев, которыми позже обыкновенно украшалась шляхта польская и старшина козацкая – и называли ее «святочною маскою» . О бедности одежды, как характерной черте запорожцев, свидетельствуют и многочисленные пословицы: «Козак – душа правдивая – сорочки не має»; «Сидить козак на стернi, тай штани латає, стерня його в спину коле, а вiн штани лає», «Прокляту матiр ма – нi сорочки, нi штанiв – одна клята сiрма» .

Очевидно, собственно казачье щегольство заключалось в том, чтобы пренебрегать приличиями и нормами той жизни, которая осталась за пределами Дикого Поля. Дикопольской норме вполне соответствовал страшный, звериный облик. И в таком случае нарочито бедная и небрежная одежда казаков также служила знаком и групповой принадлежности, и их отторжения от норм статусной территории.

В ветхую одежду облачались перед выходом в поход и донские казаки: «Идя в поход или на битву, старинные Донцы одевались в ветошь и брали оружие хорошее по доброте, но с самою бедною наружность; платье в таких случаях состояло из кафтана, зипуна, шаровар и шапки» . (Не случайно, видимо, и печатью Войска Донского, согласно преданию, существовавшей задолго до петровских времен, было изображение голого казака, сидящего на винной бочке).

А вот возвращение казаков из похода и в фольклоре, и в исторических источниках описано с помощью совсем иных эпитетов, их одежда поражает необыкновенной роскошью: «Нападая на Азов и ногайские улусы, а в особенности производя отдаленные поиски по морям Азовскому и Черному,… доставали они серебро, золото, драгоценные каменья, одежду, оружие, богатые азиатские ткани и разные товары. Из таких добыч делали платье, кто как мог, и как хотел, не наблюдая единообразия: один наряжался по-турецки, тот в платье старинного русского покроя, другой по-татарски, тот по-черкесски, по-персидски или по-калмыцки, даже на одном казаке бывала смесь одежды и оружия разных народов… » .

Возвращение из похода в символическом плане воспроизводило возвращение в статусную зону и непременно должно была сопровождаться демонстрацией успеха, победы, обретенной доли. Отсюда и описания почти театрализованного поведения разинцев в Астрахани после успешного Персидского похода, когда простые казаки поражали астраханцев роскошью своего одеяния, а сам Разин разбрасывал пригоршнями золотые монеты.

К этому времени на Дону произошли значительные изменения: казачья верхушка успешно осуществляла проект возврата из маргинальной зоны в статусную в качестве «царевых слуг». Постепенное превращение бывших изгоев в представителей привилегированного сословия приводило к изменению и символических способов фиксации нового статуса. В описаниях казаков этого времени уже отмечается, что они в любое свободное время «любили наряжаться и одевались в богатое платье» . В XVIII в. роскошь одеяния станет характерной чертой казачьей старшины, что хорошо видно, например, на иллюстрациях к известной книге А. Ригельмана о донцах . Отличительным знаком казачества в начале XIX в. станет военная форма, отдельные элементы которой казаки любили носить и в обыденной жизни. Известное щегольство, подчеркнутое бравирование, демонстрация мужественности и воинственности по-прежнему будут отличительным качеством мужчин-казаков.

Нередко казаки и их предводители сознательно работали над созданием страшного и агрессивного образа. Так репутацию дъявола получил и всячески поддерживал знаменитый войсковой старшина Бакланов, командовавший казачьим полком на Кавказе. Прозвище Джадал (дъявол) ему дали чеченцы за отчаянную храбрость и характерную внешность. Когда же, по рассказам очевидцев, чеченцы пришли к казакам и попросили показать им легендарного командира, Бакланов предстал перед ними с черным, вымазанным сажей лицом, дико вращая глазами и щелкая зубами . Сами казаки о Бакланове говорили: «Простота такая, что ничего не пожалеет, последнюю рубашку снимет и отдаст, а тебя в нужде выручит. Но на службе, братцы мои, держите ухо востро: вы не бойтесь чеченцев, а бойтесь своего асмадея: шаг назад – в куски изрубит» .

Обязательным атрибутом донских казаков были усы и борода. Вплоть до начала XX в. сохранится традиция их ношения в соответствии с возрастным и «служивским» статусом казака: накануне выхода на службу молодые казаки начинали отращивать усы, а носить бороду получали право только уже прошедшие воинскую службу. Согласно традиционным воззрениям, в усах и бороде заключалась жизненная, в том числе и сексуальная, энергия мужчины. Особое место отводится усам и бороде и в казачьем фольклоре .

Черты воинственности и определенной дикости проглядывают в характеристике, данной донскому казаку П.П. Свиньиным. Он путешествовал по России в конце 30-х гг. XIX в. и снабдил таким сопровождением опубликованный им в своих записках портрет казака: «Казаков можно отличить по огню, блистающему в их глазах, по быстроте, выказывающейся во всех поступках, в малейших движениях. Взгляните на этого молодого казака, изображенного на картинке с нагайкою в руке, неизменною его подругою, как острый томагавк в руках Американского дикаря, не менее страшного в сильной его мышце. На лице его выражаются смышлённость, догадка и смелость. Сии способности казаков приводят в удивление всех, кто имел их в своем распоряжении, и делают их зоркими и надежными стражами для войска…» .

В другом своем сочинении Свиньин отмечал, что распространяющееся между донцами просвещение «приметно смягчает их нравы», но еще в период войны 1812 г. наблюдателей удивляло в них «чудное соединение великодушия, мужества и жадности к добыче». «Беспристрастных наблюдателей» поражало то, что «казак презирал опасность для получения малейшей добычи и открывал свою суму для перваго нуждавшегося» . Далее Свиньин отмечал замечательную «вообще во всех казаках способность к изучению иностранных языков»: «В Сибири, на Кавказе они служат лучшими толмачами. Правда, что они немало пособляют себе догадкою» .

Свиньин отметил характерную для казачьей культуры открытость к инокультурным заимствованиям, легкость в усваивании других языков и традиций. М. Харузин. писал об этом применительно к XIX в., когда казачья культура активно вбирала в себя городские традиции. Особое казачье щегольство проявлялось в одежде, речи, манерах поведения .

Представление донских казаков о своего рода идеальном молодом казаке (еще не прошедшем воинской службы), дает свидетельство А.М. Листопадова. Описывая старинный свадебный обряд донских казаков, он воспроизводил такую сцену. На сводах-смотринах родители невесты знакомятся с женихом, рассматривают и расспрашивают его: «А што, молодец, умеешь ты водку пить ай трубку курить?». Жених отвечает по-военному:

— Никак нет!
— Молодец! А дратца умеешь?
— Умею!
— И то молодец! Дратца всякий бравай казак должон уметь, потому как служба казачья – боевая служба! – резонерствует какой-нибудь беззубый вояка, сломавший на своем веку не один-два похода» .

Казачья община уделяла пристальное внимание боевой подготовке будущих воинов: подростки и молодежь проходили через сложную систему военной подготовки, участвовали в игрищах, ристалищах, кулачных боях, конно-спортивных состязаниях. Все это, в купе с участием в настоящих военных компаниях накладывало отпечаток и на внешность казака-мужчины. Двойственный статус представителя военно-служилого сословия, вынужденного сочетать земледельческий труд с ратным, вся специфика военизированного уклада жизни казачества способствовали формированию особого типа характера, представления о котором дошли до наших дней.

Образ «истинного казака» по нашей просьбе воспроизводили участники этносоциологического опроса, который проводился в Серафимовическом районе Волгоградской области в 2007 г. В ответах наших респондентов выделялись такие характерные черты: вольнолюбивость, твердость и даже жесткость характера, спортивность и подтянутость, щегольство, активность в сексуальной сфере, четкая социальная позиция. Весьма различаются авто- и гетеростереотипы. Так трудолюбие, как характерную черту казака, отмечали сами представители казачества, в то время как неказаки подчеркивали свойственную казакам леность, склонность к праздности. Приведем примеры некоторых высказываний.

«Казаки – вольные и трудолюбивые»; «Мужественные люди, выносливые и трудолюбивые»; «Вольные люди, свободные, гордые, не любят, чтобы ими командовали»; «Если работать – то работать, если гулять – то гулять…»; «Казак – строгий, принципиальный, требовательный и ответственный»; «Казак – это вольный человек. Он старается быть независимым от власти. Мужчина – охотник, рыбак, воин, защитник своего края»; «Это вольные люди, живут так, как им нравится. Любят свободу, никому не подчиняются»; «Казак – твердый в убеждениях, целенаправленный, работящий»; Казак – это убийца, это турецкое слово, они турок били сильно»; «Природа большое значение имеет в характере человека. Здесь очень жесткая природа. И характер у людей с горьковатым вкусом. Они – жесткие, жестче, чем кубанцы. Они обязательно добиваются своего, более самостоятельные. Каждый в себе имеет свое «я»; «Казака по повадке узнаешь. Повадка осталась. Они за словом в карман не полезут, не будут оглядываться на авторитеты. Правду-матку в глаза режут»; «Вольные люди, у них свобода слова, свобода во всем. Это особый народ. Казак – волевой, характерный»; «Казак – воинственный, любит крепко выпить и подраться»; «Казак – это в грудь стучит: «Я казак!», сам в шерстяных носках, в галошах. Свое гнет, хоть и мало что получается. Они – самодуры, если настоящие казаки» (мнение женщины-казачки).

Специфика распределения гендерных ролей в казачьей семье и общине нашла отражение в противоречивости оценок домовитости и трудолюбия мужчины-казака и его приверженности принципам «семейственности». Так утверждения о трудолюбии казаков сочетались с такими мнениями: «Казак – свободный человек. Может гулять, глазки на сторону глядят. Может обижать жену, но любит ее. Любит семью, но гуляет. Любит общество, компанию, петь, гулять. Редко какой казак трудолюбивый. Он все время выезжает на женских плечах. Мой муж помогал мне хату мазать, так ему говорили: «Тю, ты не казак…»; «Мужчина-казак любит покрасоваться, погарцевать на лошади, на машине. Они ленивые»; «Они вот работали: сено косили, копнили. И воевали они. Мужик, он делает черновую работу, а казак не делает черновой работы, он пашет, косит. А мужик и тесто ставит и испекет, сами мазали глиной. А казак знает – на лошадях прокатиться, шашкой помахать. Казак погулять любит, и по бабам ходит. Вот он и глядит, чтоб все на нем порядком было, чтоб казачка на него смотрела. Ему что ни скажешь сделать, он говорит: «Это не казачье дело»; «Казаки черной работы не делали. Женщины за них больше делали. Это мужики хаты мазали, а казаки – нет»; «Резкие они – мужчины, а женщины кроткие, им подчиняются. И в семье у них уважение друг к другу. Жена подчиняется мужу, младшие подчиняются старшим»; «Они никогда не будут под женским игом. Это волевой, непослушный народ. Пусть плохо, но он все равно по-своему будет делать»; «Казак должен ходить гулять, водку пить, жену любить. Ну, и вольные, конечно…»;

Характеристика внешнего облика «типичного казака» представлена следующим образом: «Вот выходит казак, он сначала посмотрит на себя – вот фуражка, чуб. Потом ниже смотрит – чтоб портупея, пояс, ниче ни криво»; Казаки были обрядные. Они себя обхаживали, глядели, как они выглядят»; «Если усы громадные, то — казак»; «Он – на коне, с чубом, с песнями»; Казак – он гордый, он в форме, видный мужчина, статный»; «Казак – среднего роста, кряжистый, с усами, матерщинник, дебошир и забияка».

Приведем несколько примеров характеристик казака, данных теми, кто не принадлежит к казачеству: «Казак – лишь бы поспать и поблядовать. Казачки работают всю жизнь, а казак: «Вдруг», — говорит, — «завтра война, а я уставший…»; «Мужчины-казаки очень разгульного типа, гуляли со слабым полом»; «Казак – это самодур. У них лошадь на первом месте. Много лошадей. Ушли в степь с лошадьми – казакуют…»; «Гордый народ, с высокой самооценкой. Если он сказал «да», значит – «да». Свою точку зрения будет отстаивать. Хорошо, что упрямые. В Тверской области (откуда родом респондентка – М.Р.) мужики ленивые, не то, что эти. На такой жаре, надо работать – будут работать. В основном все знают, что происходит в государстве. Все смотрят «Вести», «Новости». Знают, кто министр обороны. Все грамотно разговаривают на эту тему. Если казак– есть в них жилка, нет в них лени. В Тверской области не видно, чтобы муж помогал жене, а здесь мужчина может взять тяпку и помочь».

Последняя характеристика принадлежит молодой женщине и разительно отличается от мнения большинства, в том числе и самих казаков.

Преобладающее большинство записанных нами характеристик воссоздает облик казака-мужчины, сильно ориентированного на интересы, выходящие за грани семейной, домашней сферы (пренебрежение к домашней работе, трудовая сфера связана с пространством вне дома, активная презентация жизненной и социальной позиции и пр.). Во многих, записанных нами характеристиках, подчеркивается также специфичность гендерных практик у казаков, в частности особая активность казаков-мужчин в сексуальной сфере и склонность к адюльтеру.

Последнее обстоятельство также имеет непосредственную связь с историческими традициями казачества, гендерная специфика которого складывалась еще в ранний период истории — период вольных братств. Для этого времени характерен чрезвычайно низкий статус женщин, сочетающийся с высокой степенью сакрализации гендерных отношений, особенно в сексуальной сфере. Отсутствие на Дону в этот период производительной сферы приводило к низведению женщин до положения наложниц, жизнь которых ценилась очень мало. Маргинальный характер ранних братств обуславливал и маргинальный статус женщин, что нашло отражение и в фольклорных текстов:

«Петухи – казаки донские,
То-то молодцы да удалыи:
По многу жен оны содержат,
По три жены да по четыре,
Инои до целого десятка,
А всех нарядити он умеет,
Всема разрядити разумеет,
Не так, как на Руси у мужа,
Одна его бажоная женушка,
И той нарядити он не умеет,
На работу разрядити не разумеет.
А курица – последняя птица,
Кто ни ею да поймает,
Всякой в дыре да ковыряет,
Все из яйца бедну пытает…» .

«Нарядной» и абсолютно бесправной предстает женщина и в других фольклорных текстах. Она – нередко часть дувана и при этом ценится не высоко. М. Харузин, анализировавший положение женщин в ранних казачьих сообществах, резюмировал: «… женщина в глазах казака была почти только невольницей, рабой, вещью, предметом купли-продажи и мены и объектом для излияния своего дикого гнева…» .

Многие исследователи писали о свойственной запорожским казакам мизогинии. Р. Богдасаров отмечал, что запорожцы, строго соблюдая принцип безбрачия, особо почитали Богородицу (как Деву непорочную и как мать Божию), полагая, что это обстоятельство можно считать обратной стороной казачьей мизогинии . На Дону праздник Пресвятой Богородицы почитался как общевойсковой. Многие исследователи отмечали свойственный для казачества культ матери. В то же время женщина-жена и в более поздней традиции нередко предстает как змея-изменница или во всяком случае – не слишком верная. (слезы

В XVII в. на смену безбрачию пришел брак, строго регламентируемый мужскими сообществами. По мере распространения на Дону производящих отраслей хозяйства существенно изменялось положение женщин, возрастала их роль в семье. Специфика военизированного уклада казачьей жизни предопределяла легкую смену мужских и женских ролей и функций. Известно много преданий о том, как в случае нападения врагов на казачьи городки, женщины надевали мужское платье и «сражались у полисадов и плетней» .

Судя по материалам XIX в., в семейном быту донских казаков в это время устойчиво сосуществуют и развиваются параллельно две тенденции: с одной стороны, происходит усиление патриархальности семьи (деспотическая власть мужа-хозяина, подчиненность младших старшим и женщин – мужчинам), с другой стороны, становится все более значимой роль жены-матери-хозяйки в семейной жизни, особенно в период пребывания мужчин на службе, (тенденция, наметившаяся еще в период становления на Дону «семейственности»).

По словам П. Никулина, полноправной хозяйкой казачка бывала «только в то время, когда проводит мужа на службу». При этом исследователь отмечал, что во время пребывания хозяина-казака дома он, хотя распоряжается сам всеми домашними делами, но обязательно во всем советуется с женой («без нее в важных случаях он ничего не начинает делать») . Ему вторил С. Номикосов, писавший, что на Дону «мужчина и женщина пользуются почти полнейшею равноправностью, что обусловливается тем, весьма важным, обстоятельством, что казачка в отсутствие мужа ведет свое хозяйство сама и поддерживает дом» .

Совсем другое мнение по этому вопросу высказала активистка женского движения на Дону В.А. Зубова в докладе, прочитанном в 1909 г. на 1-м Всероссийском женском съезде. Она говорила об ужасах положения казачки в патриархальной семье, ее чрезвычайно забитом положении. В то же время она отмечала, что «среди казачек создался особый тип женщин»: «Это непокорные, смелые натуры, которые не хотят примириться с гнетом семейной обстановки, стремясь жить по-своему и отваживаясь до открытого протеста против семейных уз, смело заявляя о своем праве любить, кого хочется .

Признавала В.А. Зубова также, что на Дону женщина-казачка «пользуется, в силу условий, большею самостоятельностью; ея положение лучше, чем женщины внутренних губерний». Однако далее не без горечи заявляла: «но это «лучше» донских женщин напоминает корку черствого хлеба, когда совсем нет его». Далее в докладе говорилось о такой специфической черте семейных отношений на Дону, как особое, совершенно трепетное, отношение казака к матери .

Частые и долгие отлучки мужчин-казаков в сочетании с традиционно терпимым отношением казачьих общин к внебрачным связям способствовали формированию специфических стереотипов поведения казачек, накладывал отпечаток на их внешний облик. В период пребывания мужей на службе женщины ни только выполняли большинство традиционных мужских функций, но и обладали известной свободой поведения: «Донские казаки служат то в Польше, то на Кавказе, то в Финляндии. Дома хозяйничают их жены; они сами косят сено, мечут его в скирды, убирают хлеб. Даже часто ездят верхом, как их мужья. Много работы, много трудов терпят казачки! Зато в праздник – отдых; отстряпалась себе, пообедала, выспалась и – на «улицу» (казаки еще говорят «танок»). Там веселье, девки водят карогоды, нарядные парни… В сердце бедной женщины идет мучительная борьба. Кончается оно обыкновенно известно чем…» .

Этнографические материалы и художественные произведения о казачестве воссоздают яркий образ казачки-жалмерки, пользующейся значительной свободой в сексуальных отношениях. Впрочем, подчеркнутую эротичность, женственность отмечают они и у замужних казачек . Идеалом красоты признается женщина белолицая, чернобровая, с густыми и длинными волосами. Неслучайно, в этнографических источниках так часто приводятся рецепты отбеливания лица и ращения волос, используемые женщинами-казачками .

Все перечисленные характеристики «типичной казачки» нашли отражение и в свидетельствах наших респондентов: «Казачка день и ночь на огороде, с детьми, все на ней.»; «Казачка – своенравная, не уступит»; «Женщины-казачки трудолюбивые, а мужчины больше командовать любят»; «Казачка – с норовом, злая»; «В казачке главное – терпимость»; «Казачка – она темпераментная, плясунья и певунья»; «Казачки все умеют делать, и за мужчину, и за женщину»; «Она самолюбивая. Гордая какая-то»; «Казачки – они хозяйки, приветливые и матюкливые. «Казачка без мата, как щи без томата» Кто не матюкается, те – бледные…»; «Казачка – все сама, все на ее плечах (он же воюет). У нее выдержка, непоколебимость, не признает авторитетов. Они сами мужиками командовали»; «Казачка – очень боевая, они и сейчас решают все»; «Казачка в горящую избу войдет. Они сильнее, чем казаки»; «Хозяйка. Хранит песни и обычаи, свои женские хитрости передает детям. Она – на все, и женскую, и мужскую работу умеет делать»; «У казачки тяга к общественной жизни: собираться, петь песни. И очень трудолюбивые. Он воюет, а они и пахали, и сеяли»; «Казачка могла сама принимать решения. И курицу зарубить, и свинью зарезать, если мужчины нет дома»; «Казачка казаку ни в чем не уступит: и скакали, и пасли, и на скачках может обогнать».

Внешний облик «типичной казачки» в наших опросных листах представлен следующими характеристиками: «Казачка – это шикарные волосы»; «Они чистюли»; Казачки очень красивые» (мнение не казака); «Казачка – настойчивая и уверенная. Даже по походке это видно, даже маленькую девочку. Даже походка уверенная»; «Она статная, красивая и гордая»; «Казачка женственная и работящая»; «У нее прекрасные волосы, она красивая и работящая»; «Следит всегда за собой».

Весьма показательно, что образ донской казачки в ответах наших респондентов, как правило, более комплементарный, чем образ мужчины-казака. По-видимому, на формирование такой позиции большое влияние оказали трансформации XX в., когда женщины на Дону превратились в истинных хранительниц казачьих традиций, взваливших, к тому же, на свои плечи и социальные, и житейские тяготы.

Отметим также, что большое влияние на формирование идеальных мужских и женских образов донских казаков оказали произведения М.А. Шолохова, а также их экранизации: «У меня представления о прежних казаках ближе к «Тихому Дону» склоняются, шолоховские образы. Казачка все делала по хозяйству. А он доставал что-то вне дома. Он вроде бы внешне руководил, а на самом деле всем она на деле управляла»; «Я их образы больше по фильмам знаю. Казак, если по кино, вот Гришкин отец – настоящий казак. Жесткий. А казачка – бой баба»; «Я смотрю по фильмам: у меня у самой характер казачий»; «Казак, как говорил Шолохов, должен переплывать Дон, гулять хоть раз от жены и скакать на лошади. И погулять любит, и шашкой помахать»; «Казаки, смотря по «Тихому Дону», работали, пахали, воевали. Как они говорили: нам вонючая Русь ни к чему. Вот Гришка, Пантелей Прокофьевич – казаки». Многие идеальной казачкой называли шолоховскую Аксинью.

И, наконец, последнее замечание: большинство наших респондентов отмечало, что образы типичных казака и казачки остались в прошлом («Тогда были казаки. А сейчас у меня скептическое отношение».). Многие об этом сожалели.

Примечания и литература

Работа выполнена при финансовой поддержке РГНФ (грант № 06-01-00597 «Социокультурные трансформации на Дону и их отражение в исторической памяти донских казаков»), а также в рамках подпрограммы «Потенциал модернизации казачества Юга России как социокулшьтурной группы» (ЮНЦ РАН) Программы фундаментальных исследований Президиума РАН «Адаптация народов и культур к изменениям природной среды, социальным и техногенным трансформациям».

Исторические песни XIX в. Л., 1973. С. 92; Стариков Ф.М. Краткий исторический очерк Оренбургского казачьего войска. Оренбруг, 1890. С. 150-151.

Свиньин П.П. Картины России и быт разноплеменных ея народов, из путешествий П.П. Свиньина. СПб., 1839. Ч. 1. С. 249.

Свиньин П.П. Донские казаки // Литературное прибавление к г. «Русский инвалид». 1839. № 6. С. 116.

Там же. В подтверждение последнего утверждения Свиньин воспроизвел сцену, наблюдаемую в Париже в период заграничных походов русской армии. Донской казак хотел купить хлеб и знаками показывал француженке, что ему нужна половина большого хлеба. Француженка, взяв нож для резки хлеба, спрашивала: «Comme-ca, monsieur?». На что казак отвечал: «Да, мадам, комса, и еще полкамса!»

Харузин М. Сведения о казацких общинах на Дону. Материалы для обычного права. Вып. I. М., 1885. С.

Об уральских казаках так писал Паллас: » Женский пол также любит увеселения и, кажется, что имеет склонность к щегольству и любви» (см.: Материалы для географии и статистики России, собранные офицерами Генерального штаба. Уральское войско. Ч. I. СПб., 1866. С. 9).

Косметические средства, изготовляемые казачками в домашних условиях, чрезвычайно разнообразны. Только мази для отбеливания лица имели названия: «варенка», «жировка», «сатура»; их рецептура также очень разнообразна (различные варианты сочетания сулемы, вазелина, сока виноградных листьев, бараньего жира или свиного сала, селитры). Лица отбеливали также «откидным» молоком, листами хрена и паслена. Для чернения бровей использовали печную сажу («сапуху»).

«Жены их лица круглого и румяного, глаза темные, большие, собою плотные и черноволосые, к чужестранцам неприветливы» – так описывал женщин, живших на Дону в XVIII веке, первый историк казачества А. Ригельман.
Кто же была казачка и какое место она занимала в казачьем обществе? Кем она была и как к ней относились казаки? Ответы на эти вопросы даст нам история и сохранившиеся культура и традиции казачества.

Основные черты женщины-казачки

В казачьем обществе у женщины всегда была своя, особая роль – матери, жены, сестры. Казачка соединяла в себе неукротимый нрав и преданность семейному очагу, была верной женой, заботливой матерью, хорошей хозяйкой и образцом женственности. В то же время она могла встать рядом с казаками с оружием в руках на защиту своей общины и семьи. По поведению женщины судили о том, что из себя представляет ее муж, брат или отец.
В «Статистическом описании Области Войска Донского», изданном в 1884 году, говорилось: «В силу особенностей военного быта на Дону исторически вырабатывался особенный тип женщины – неустанной труженицы, смело и энергически принимающей на себя все труды мужчины, всюду поспевающей и всё делать успевающей. Забота молодайки, жившей у батюшки с матушкой без горя и нужды, в том и состоит, чтобы не с голыми руками встретить мужа по его возвращении со службы. Уронивши хозяйство, она роняет свое человеческое достоинство в глазах честной станицы и своих собственных».

Кто бы ни была женщина, к ней надо было относиться уважительно и защищать ее, ибо женщина – будущее твоего народа. Характерный пример защиты женщины описан в повести казачьего писателя Гария Немченко:
«В 1914 году утром по станице Отрадной проскакал казак с красным флагом, оповещая войну. К вечеру Хоперский полк уже двигался в походной колонне к месту сбора. Вместе с полком, естественно, ехали провожающие – старики и женщины. Одна из женщин управляла лошадью, запряженной в бричку, и проехала одной стороной колес по помещичьему полю. Один из офицеров, известный на весь полк по фамилии Эрдели, подъехал к женщине и хлестнул ее за это плетью. Из колонны выехал казак и срубил его».
Особую роль в жизни казачки играла вера. Духовным идеалом для казачки был Бог и помощницей в жизни – Богородица. Наряду с верой в Бога казачка идеализировала семью и подворье. Важным фактором в жизни казачки была ответственность перед Богом за семью, правильное воспитание детей, отношение к родителям и исправное содержание подворья. Казак верил в то, что его грехи замолят родительницы, к которым относились жена и мать. Родительницами называли даже девочек, будущих жен и матерей.

Казачка и семья

В своих воспоминаниях о казачьем быте И.И. Георги писал: «У казаков мужья обходятся с женами ласковее, чем обыкновенно в России, и поэтому они веселее, живее, благоразумнее и пригожее».
Женщина в казачьей семье всегда играла важную роль в воспитании детей, а также сохранении семейных (родовых) ценностей. С малых лет дети впитывали от матери любовь к родной земле, к своему народу, чувство национальной гордости и душевной, кровной близости к казачьему роду. В воспитание в своих детях чувства собственного достоинства, любви к казачьему братству мать-казачка вкладывала много сил, так как будущий казак должен быть воином, а будущая жена казака – хранительницей семейного очага и защитницей рода. Таким образом, с малолетства казачонок или девочка-казачка с уверенностью и гордостью осознавали, что они относятся к казачьему народу. Казачка не подражала кому-либо, а всегда подчеркивала свою принадлежность к казачьему народу, к его традиции и культуре. Это выражалось не только в ношении одежды, но и в разговоре, поступках и действиях.
Мать-казачка несла ответственность перед Богом за воспитание в своих детях религиозного и нравственного состояния души. Молитвенные правила, регулярные посещения богослужений, воспитание в традициях казачьего народа, семейного уклада и передача родовых знаний становились основной жизненной практикой, которая укрепляла важнейшие черты характера будущей казачки-матери.

Женщина – продолжательница рода, за женщиной-казачкой будущее всего народа, и она должна пользоваться уважением и быть под защитой не только мужа-казака, но и всего хутора или станицы. Хоть казачка и осознавала это, но она знала и то, что слово мужа-казака или отца было непререкаемо. Жена-казачка не вмешивалась в дела мужа, в то же время казак не интересовался женскими делами. Мужчина-казак был защитником и добытчиком, строго поддерживал порядок семейного казачьего быта. Женщина-казачка понимала, что мужчине принадлежала главенствующая роль, и эталоном взаимоотношений мужа и жены были слова Священного Писания, которые произносятся при венчании в церкви: «Да убоится жена мужа», «Не муж для жены, а жена для мужа». Пререканий по этому поводу не было, так как это традиция казачьего народа и ей надо следовать. Когда женщина воспитана в духе казачьего народа, она всем сердцем и душой любит семью и стремится сохранить семейные родовые традиции, не подражая модным нововведениям.

Казачка в обществе

Особое отношение к женщине было и в казачьем обществе. Существовали свои правила и нормы поведения по отношению к казачкам, у них были свои права и обязанности. Установленные нормы и правила были обязательными, что сохраняло культуру и традиции не только казачьей общины в целом, но и отдельной семьи.
Женщина-казачка не должна была находиться с непокрытой головой на людях, это считалось грехом и позором. К такому относилось и ношение мужской одежды, и стрижка волос. В наше время часто можно увидеть, как девушки и женщины носят одежду мужского типа, и не только мирскую, но и казачьей справы. За такое поведение в прошлые времена казаки строго наказали бы женщину или девушку.
Умение вести себя «по-казацки» у девушек воспитывали с малых лет. Казачка к мужчине, которого не знает, обращалась используя слово «мужчина», т.к. слово «мужик» для казаков было очень оскорбительным. В наше время можно услышать обращение типа «Здорово дневали, мужики!», что является оскорблением для казаков, знающих и чувствующих в душе зов казачьего рода. Казак к незнакомой девушке или женщине обращался в зависимости от возраста. К старшей по возрасту казак обращался со словом «мамаша», а если девушка или женщина одного с ним возраста, то словом «сестра». По-особому обращались к младшим по возрасту, что подчеркивало ответственность казаков в воспитании подрастающего поколения. К примеру, к младшей по возрасту обращался казак со словом «дочка», а если разрыв в возрасте большой – «внучка». Разговаривая с женщиной, казак вставал, а если перед ним была пожилая женщина, снимал свой головной убор как перед старшей.
Мы, таким образом, видим, что понятие «семьи» перешло и на общину, где все друг другу «брат и сестра», «мать и отец». Хорошо всему миру известно о «казачьем братстве», отличавшемся сплоченностью во время многочисленных войн и иных испытаний в истории казачьего народа. Казачьим братством и сейчас казаки гордятся и воспитывают в таких традициях.

Общение между собой «при народе» подчинялось строго установленным правилам. Муж и жена на людях всегда были сдержанны и не выясняли отношений, особенно в присутствии детей. Обращаясь к жене, казак называл ее по имени, в пожилом возрасте – по имени и отчеству. Обращаясь к мужу, жена называла его только по имени и отчеству, тем самым выражая почтение его родителям. В казачьей семье отношение к свекрови, свекру, тестю и теще должно быть «божеским» и «добрым», так как они являются Богоданными родителями.
В заключение хочется сказать, что женщина в казачестве имела, имеет и будет иметь великую ценность! И важную роль в этом играет сама женщина, когда она несет в себе образ Богородицы, Матери и Сестры.

Писать о значении женщины в казачестве можно много и долго, отталкиваясь не только от традиций и культуры самого казачества, но и от литературных произведений русских и советских писателей, не говоря уже и о зарубежных. Смысл ознакомления с женскими традициями казачества заключается в том, что много было утеряно в наших семьях вследствие различных исторических событий, повлиявших на русское общество. Поэтому современная семья больше придерживается морально-этических норм, а не правил, исходящих из глубин нашего рода, переданных нам нашими предками и ярко выраженных в семейных преданиях.
Я надеюсь, что данная статья станет не только ознакомительной, но и привнесет старые и добрые традиции в наши семьи, обогатив их «божьими» красотами семейной казачьей жизни.

Игорь Мартынов,
войсковой старшина, заместитель атамана Тамбовского отдельского казачьего общества

1.1 Чуб, хохол, горшок, скобка и оселедец

Особой легендой овеян знаменитый казачий чуб и косо посаженная фуражка. Хотя никаких специальных указаний по этому поводу не имелось, казаки упорно носили чубы и заламывали шапки на ухо. В древности казаки носили три широко известные прически. Казаки-черкасы оставляли хохол по всей гладко выбритой голове (похожая на эту современная прическа называется «ирокез»), он дал основание для насмешливого прозвища украинцев. Такую прическу носили казаки, прошедшие инициацию, т. е. обряд посвящения мальчика в мужчины. Любопытно, что у соседей казаков -- персов само слово «казак» и означает «хохолок». Вторая редкая прическа -- оселедец, которую носили только воины. Оставление одной пряди волос на выбритой голове -- обряд, восходящий к древнейшим временам. Так, у норманов «оселедец» означал посвящение одноглазому богу Одину, его носили воины -- слуги Одина, и сам бог. Известно, что славяне-язычники, воины Святослава Киевского, тоже носили оселедцы. Впоследствии «оселедец» стал символом принадлежности к воинскому ордену запорожцев. Первые две прически были распространены среди славян Сабиров или Северов (см. Северщина на Украине, Новгород-Северский, Северский Донец). Казаки среднего Дона, Терека и Яика стриглись в «скобку», когда волосы подстригались в кружок -- одинаково спереди и сзади. Эта прическа называлась «под горшок», «под арбузную корку» и т. д. Обычай стричь волосы выделял казаков из среды хазар и, впоследствии, половцев, которые носили косы. Срезанные волосы в правилах всех древнейших магий имеют огромную силу, поэтому их тщательно прятали: закапывали в землю, опасаясь, что волосы попадут к врагу и тот совершит над ними заклинания, причиняющие порчу. Во всех казачьих землях сохранился древнейший обычай первой стрижки ребенка. Когда мальчику исполняется год, крестная мать, в окружении женщин-родственниц, но без матери родной, которая не присутствует и при крещении ребенка, усаживает его на кошму и первый раз в жизни стрижет. Здесь уместно заметить, что чубы казаки носили на левую сторону, так как считалось что с леву у человека чёрта (который на худое (плохое) дело толкает), а справа ангел (который на добро вдохновляет). Вот казаки этим чубом как бы и смахивают чёрта. А вот древний обычай, связанный с волосами: когда казаки хоронили друга, чаще всего предательски убитого, то бросали в могилу пряди волос, срезанные или вырванные из чубов, что означало их клятву мстить врагу без пощады. Вырванная из чуба прядь всегда означала «проклятие», потому что, чуб у казаков означал связь с богом, и считалось, что за чуб Бог во время битвы, вытащит казака в рай. Помните, у Н.В. Гоголя о предателе Андрие: «Вырвет старый Тарас седой клок волос из своей чупрыны и проклянет и день, и час, в который породил на позор себе такого сына». Однако казаки, вырывавшие в знак проклятия пряди волос, знали, что Бог запрещает мстить! И потому считали проклятыми и себя. Решившись на месть, они понимали свою обреченность. «Я -- человек конченный! -- говорил в таких случаях казак. -- И не будет мне покоя ни на том, ни на этом свете...» Кстати, ведь и гоголевский Тарас погиб...

1.2 Одежда казаков

Еще одна характерная деталь казачьего быта: одежду казак воспринимал, как вторую кожу тела, содержал ее в чистоте и опрятности и никогда не позволял себе носить чужую одежду. Старинная казачья одежда очень древняя (об этом свидетельствуют найденные статуэтки времен скифов). Костюм казаков складывался веками, задолго до того, как черкасские племена, стали именоваться казаками. В первую очередь это относится к изобретению скифов - шароварам, без которых невозможна жизнь кочевника - конника (в узких штанах на коня не сядешь, да и ноги они будут стирать, да и движения всадника сковывать). За столетия их покрой не изменился, так что те шаровары, что находили в древних курганах, были такие же какие носили казаки в 17-19 вв.

Казачья справа

Отмечаемая всеми историками как основная особенность казачьих войск «справа», то есть снаряжение за свой счет, на самом деле для казака имела не только экономический смысл и ложилась тяжелейшим бременем на семью, но имела и более глубокое философское содержание. В понимании наших предков «справа» -- это не только набор необходимых для службы вещей, но и особый, часто мистический, ритуальный смысл, которым казак наделял шапку, шашку, мундир и т. д. «Справа» это не только военная форменная одежда, конь и оружие, это в широком смысле вообще национальный костюм, а еще шире -- казачья нравственность, бытовой и хозяйственный уклад, весь комплекс предметов и обычаев, окружавших казака. Казака «справляли» задолго до того, как он шел служить. Это было связано не только с огромными материальными затратами на амуницию и вооружение, но и с тем, что казак вживался в новый для него мир предметов, в новый мир, окружавший мужчину-воина. Обыкновенно отец говорил ему: -- Ну вот, сынок, я тебя женил и справил. Теперь живи своим умом -- я боле перед Богом за тебя не ответчик! Как правило, это означало, что отец обучил сына и ремеслу, и всему, что необходимо знать хлеборобу, а не только собрал необходимую амуницию и вооружение, и сын понимал, что больше не вправе что-то требовать от отца. Мера отмерена ему полностью. Он -- ломоть отрезанный и казак вольный. Поэтому рассказ о казачьей справе нужно начинать не с рассказа о предметах, а с понятий и внутреннего смысла, который в каждое понятие и предмет вкладывается. Важнейшим и первым было понятие «исправности». «Казак обязан быть исправен». В понятие исправности наши предки вкладывали очень широкий смысл. Это ясность души, четкость мировоззрения, верность в слове и деле, физическое здоровье и опрятность во внешнем облике. Особую часть понятия «исправность» составляли постоянная боевая готовность (конь, боеприпасы, снаряжение, оружие) и крепкое хозяйство. Казак мог быть беден, но не мог быть неисправен. Это было также немыслимо, как неопрятный казак. В любых условиях тщательно соблюдались правила личной гигиены. Казак ежедневно ходил в баню, сам стирал и менял нательное белье, ежедневно мыл ноги, умывался, брился. Старшие по званию могли в любой момент, даже в мирное время приказать казаку раздеться, показать чистоту тела «исподнего». Это было связано не только с требованиями войны -- пренебрежение личной гигиеной вело к потере боевых качеств: потертости ног, опрелостям, распространению болезней, но и с высшим духовным смыслом. Постоянное поддержание себя «в форме», как бы сейчас сказали, заставляло казака постоянно помнить о той цели, ради которой он пришел в этот мир -- служении Богу через служение своему Отечеству и Народу. В каждом войске существовали свои правила гигиены, приспособленные к местным условиям. Так, в пустынях, где не было воды, казаки каждые три дня на походе прожаривали одежду на солнце или над костром, при отсутствии воды устраивали «сухую баню» -- валялись в мелком песке обнаженные и обтирались суконкой на ветру. Брились даже в условиях окопной войны. При отсутствии мыла и горячей воды брились «свинячьим способом» -- отросшая на щеках щетина подпаливалась и стиралась мокрым полотенцем. Но это касалось только молодых и неженатых казаков и казаков гвардии, которые носили только усы. Женатые казаки носили, как правило, бороду. Борода тщательно подстригалась и подбривалась.

Особый фасон казачьей бороды обуславливался способом бритья. Казаки брились шашкой. Шашка подвешивалась за темляк и казак брился лезвием у боевого конца. Поэтому бритыми были три плоскости: щеки и шея под подбородком. Так брились до 17 века и позже, когда «опасная бритва» стала входить в обязательный набор казачьего снаряжения, фасон бороды сохранился. Казак ценил одежду не за ее стоимость, а за тот внутренний духовный смысл, который она для него имела.

Так, он мог штукой трофейного атласа запеленать больного коня, изорвать драгоценный шелк на бинты, но берег пуще глаза мундир или гимнастерку, черкеску или бешмет, какими бы ветхими или залатанными они не были. Разумеется, одним из важных обстоятельств было удобство боевого костюма, его «обношенность». Так, пластун в поиск шел только в старых разношенных и удобных ичигах, а кавалерист сначала обнашивал мундир, а только потом садился в седло, опасаясь заработать от новой одежды губительные опрелости и потертости. Но главным было иное. По верованиям всех древних народов, одежда -- вторая кожа. Потому казак, особенно казак-старовер, никогда не надевал трофейной одежды, особенно, если это была одежда убитого. Ношение трофейной одежды разрешалось только в случае крайней нужды и только после того, как она была тщательно выстирана, выглажена и над ней совершены очистительные обряды. Казак опасался не только возможности заразиться через чужую одежду, сколько особой мистической опасности. Он боялся, что с чужой одеждой унаследует судьбу ее прежнего хозяина («мертвый на тот свет утянет») или его дурные качества. Поэтому одежда, изготовленная «по домашности» матерью, сестрами, женою, а позже хоть и казенная, но со своего капитала купленная или у своего каптенармуса взятая, приобретала для него особую ценность. В древности особо отличившимся казакам атаман дарил «на кафтан». А в Москве смысл, пугавший казака, был утрачен. Скажем, боярин, получивший «шубу с царского плеча», радовался чести, казак же помнил, что это «пожалование» имеет и другой смысл: надеть чужую одежду или облачиться в «чужие покровы» означало войти в чужую волю, а она могла быть и доброй, и злой. Надевший чужую одежду мог «попасть в чужую волю», то есть стал бы действовать вопреки собственному пониманию добра и зла, собственному здравому смыслу. Именно это вызывало у казака «смертный страх» -- то есть страх, от которого он мог в самом деле умереть или сойти с ума. Ведь это означало потерю воли. Следует помнить, что потеря воли для казака была страшнее всего. И это не заточение в темницу, не исполнение какого-то тяжкого обета или приказа, а страх что-то делать помимо своего желания, своего понимания, своей ВОЛИ. Но вернемся к одежде. Первой одеждой считалась крестильная рубашка. Рубашку шила и дарила обязательно крестная. Надевалась рубашка только один раз -- в момент крещения ребенка, и после этого всю жизнь сохранялась и сжигалась после смерти человека вместе с первой срезанной прядью волос и лично ему принадлежавшими вещами, подлежащими ритуальному уничтожению (письма, нательная одежда, постель и т. п.). Крестильная рубашка сохранялась матерью и сжигалась ею, когда казак-сын умирал. Иногда женщина не могла поверить, что ее сынок, ее кровиночка, который для нее всегда оставался маленьким, погиб в чужедальней стороне за Веру, Царя и Отечество. И тогда крестильная рубашка сохранялась до последних дней самой матери, с наказом положить ее в материнский гроб. Туда же, в гроб матери, клали рубашки без вести пропавших, которых нельзя было поминать ни среди мертвых, ни среди живых. Не только крестильная, но и любая нательная рубашка имела ритуальное магическое значение: с больного ребенка рубашку «пускали по воде», если болезнь была тяжелой, но не заразной, и сжигали в костре, если это была «глотошная» (дифтерит) или еще какая-нибудь напасть, чтобы вода и огонь -- стихии чистые -- пожрали болезнь. Для казачонка очень важным этапом было получение первых штанов. Именно с этого времени его начинали учить верховой езде. И в сознании ребенка навсегда соединялось получение штанов -- гениального изобретения кочевников, без которого правильная езда невозможна, и первые уроки мастерства, без которого казак своей жизни не мыслил. «Лучшая конница мира» начиналась с этих широких домотканных штанишек на помочах, перекрещенных на спине, с двумя пуговицами на пузе. Для казачонка штаны не только первая снасть для верховой езды, но и признание его мужского достоинства. Того, теперь уже бесспорного обстоятельства, что он уже большой.

«Настоящими штанами» считались шаровары, либо брюки, но даже на «малявочную» одежду казачонок требовал и до сих пор требует нашивки лампасов. Что же это такое -- лампасы? Откуда они взялись? Почему с ними, что называется, огнем и мечом боролись большевики. По распоряжению Донбюро за ношение лампасов, как равно и за ношение погон, царских наград, фуражек, мундиров, за слово «казак», «станица» и т. д. -- полагался расстрел на месте. Лампасы вырезали на ногах казакам каратели Ленина, Свердлова и Троцкого, предварительно выколов им глаза и приколотив гвоздями к плечам погоны. На жаргоне карателей «полковник», например, назывался «костыль», потому что его погон без звездочек приколачивался к плечу жертвы железнодорожным костылем, погоны есаула, сотника, хорунжего приколачивались гвоздями или ухналями по числу звездочек. Так что наши погоны и наши звездочки, наши лампасы окрашены кровью жертв революции и геноцида, который за ней воспоследовал. Так что же означали лампасы? За что так ненавидела их, пролетарская диктатура и тоталитаризм, который ее породил? Существует предание, по которому лампасы появились в XVI веке... Царь московский пожаловал казаков наградою за то, что они одни остановили татарское и ногайское нашествие на Русь, рассеяв врагов в степи, собственными жизнями заслонив царство московское от погибели. Царь пожаловал казаков хлебом, ружейным припасом и сукном... Сукно было двух цветов: синего много и алого мало, поскольку алая аглицкая краска была на Руси дефицитом. Если сукна синего хватило всем, то насчет алого вышло на казачьем дуване затруднение. Казаки обратились к московскому чиновнику -- приказному дьяку: -- Как делить? Дьяк посоветовал выделить красного сукна на кафтан атаману. Послушались. Выделили. Как делить остальное? -- Оденьте в красное героев! -- посоветовал дьяк. -- У нас тут не героев нет! -- ответствовали казаки. -- Мы тут все герои -- иначе не выжить. Дьяк растерялся. Тогда казаки разделили сукно по совести, по справедливости, то есть поровну. По две ладони с четвертью. Разобрали длинные ленты, совершенно непригодные для пошива какой-либо одежды, и дьяк посетовал: -- Сгубили сукно. На что казаки ответствовали: -- Это по твоим московским мозгам сгубили! А у нас в казачестве, может, справедливость наша в потомках и окажется! Поделили честно, по совести, стало-быть, Бог нашей справедливости не даст уйти в забвение. Это легенда, но в подтверждение ей на старинных рисунках мы видим казаков в шароварах, к которым произвольно пришиты ленты -- знак демократии, круговой справедливости. Лампасы были узаконены царским правительством, как символ того, что их владелец не платил податей казне. Право на лампасы и околыш имели, например, дворяне. Но ни в одном войске, ни в одном сословии лампасы не стали частью национального костюма, как у нас, казаков. Алые лампасы и алый околыш у донцов и сибиряков, малиновый -- у уральцев и семиреченцев, синий -- у оренбуржцев, желтый -- у забайкальцев, якутов, даурцев-амурцев, астраханцев. Только гвардейские полки не носили лампасов, но простые казаки и даже гвардейских полков, вернувшись домой, нашивали их. Гражданская война породила врубленный лампас и пришитый погон как знак того, что человек решился умереть, но не изменить данному слову и своему решению. Намертво пришитые погоны, которые нельзя сорвать, или погоны, по бедности нарисованные химическим карандашом на гимнастерке -- казачье изобретение, существовавшее и в Великую Отечественную войну. Лампасы, не пришитые поверх шароваров, а «врубленные» в шов, сохранились у казаков до наших дней. Основной одеждой казаков-мужчин были мундиры. Происходила военная реформа -- менялся воинский мундир -- неизбежно менялся и костюм станичников. Вообще, это относится не только к казакам, но и ко всему народному костюму, который было бы неправильно воспринимать, как что-то раз и навсегда принятое, неизменное и подверженное влиянию моды. Правда, изменения в костюме станичников происходили гораздо медленнее, чем в воинском мундире, кроме того, были изменения и детали, которые в станицах не приживались... Кроме того, любое модное новшество неизбежно претерпевало изменение в станичном исполнении, а прижившись, существовало долго. Скажем, в армии оно давно отменено и забыто, а старики по станицам продолжают носить одежду, в том числе и новошитую, по тем образцам, кои были им привычны. В каких мундирах они служили в молодости, в таких и умирали в старости. Так, на фотографиях времен. Первой мировой и даже послереволюционных можно видеть стариков в мундирах русско-турецкой войны, а в послевоенных и нынешних костюмах, принятых на Дону, легко читаются мундиры и гимнастерки начала века. Однако общие черты, присущие казачьему костюму, красной нитью прослеживаются в казачьей одежде с древнейших времен до наших дней. В «Записках казачьего офицера» Квитки рассказывается, как офицер, перешедший в казачий полк из гвардейских гусар, жалел казаков за то, что они парятся в суконных шароварах. Сам он был одет в тонкие чакчиры и изнывал от жары. Так вот, если бы он надел казачьи шаровары, предварительно надев чистые сподники, то понял бы, что казаки чувствовали себя гораздо лучше, чем он -- жалеющий их офицер. Просторные суконные штаны играли роль своеобразного термоса, а полотняное нижнее белье (всегда чистое) не давало ногам преть и стираться в сукне о седло. Донские казаки и уральцы носили кафтаны издревле, в XIX веке получили форменный кафтан, застегнутый наглухо, на петли и крючки встык, а казаки кавказских войск пришили к древнему кафтану без воротника газыри-патронташи, и получилась знаменитая черкеска. Так что постулат о том, что, придя на Кавказ, казаки заимствовали кавказскую одежду, весьма спорен. С таким же успехом можно сказать, что кавказцы заимствовали одежду, принесенную казаками и не меняя покроя носят ее до сих пор.

Шапка, шашка и крест

Головные уборы -- совершенно особая часть любого народного костюма. И у казаков шапка и фуражка овеяны таким количеством легенд, исторических преданий и примет, так слились с судьбою казака, что даже три четверти века геноцида рассказачивания, ссылок, истребивших весь казачий уклад, приведшие к запустению земли, к забвению -- обычаи, не смогли уничтожить казачью папаху и фуражку. Фуражка была, есть и будет предметом почитания, поклонения и гордости казака. Петр I был поражен одним казачьим представлением, которое недоброхоты казачества превратили в анекдот, в результате которого нам, якобы, был «милостиво» пожалован герб -- голый пьяница на бочке с шашкой в руках и шапкой на голове. Дескать, казак может пропить все кроме кисета, шапки и шашки. Действительно, в царских кабаках запрещалось брать в залог шашку, шапку и нательный крест. Но происходило это по иным, гораздо более древним и серьезным причинам. Средневековье -- время символов, и эти три детали: крест, шапка и шашка (или еще раньше сабля) составляли символы особые и потому неприкосновенные. Нательный крест -- символ того, что его обладатель -- христианин. Казаки, поступая на службу в советскую армию, не имели права носить крест на груди, и поэтому чтобы не остаться без креста, они раскаливали его докрасна и прикладывали к гружди. Кто это видел, как раскалённая медь прожигает шипящую кожу до кости, лишался дара речи. Солдату были готовы приписать «психическую статью», поскольку представить, что в «эпоху развернутого строительства коммунизма» может сохраняться иное мировоззрение было трудно. Казаки-солдаты делали это не для того, чтобы показать свою терпеливость или противопоставить себя начальству. В их староверческом мировоззрении было точное, не подвергаемое сомнению клише: снявший крест -- обречен. Если хотите, они делали это из страха. Только не надо путать этот страх с трусостью. Это высочайший страх -- страх Божий -- страх потерять душу, а говоря языком современным, страх перестать быть человеком и личностью. Второй важнейший символ казачества -- шапка, потому что отдать ее казак мог только с головою. По всей Руси обширной смертельным оскорблением для замужней женщины было «опростоволосить» ее -- сорвать головной платок. Помните, именно за это преступление купец Калашников убил опричника Кирибеевича. При наказании плетьми, палач прежде всего срывал с преступницы платок. Большим позором было замужней женщине показаться не только перед гостями, но даже перед собственным мужем без повойника. Для мужчины, для казака таким смертельным оскорблением была сбитая или сорванная с головы шапка. Это отношение к шапке, к папахе до сих пор осталось таким на Кавказе среди казаков и горских народов. Сбитая с головы шапка была вызовом на поединок. Брошенная «о земь» означала, что в предстоящем споре он ставит в заклад свою голову, «отвечает головою», то есть цена проигрыша -- жизнь. Шапки снимали в церкви все без исключения. Даже полицейский, влетев в церковь в погоне за вором, должен был снять шапку. Так что же символизировала шапка, что означала она? В первую очередь, принадлежность его к казачеству. Кстати, это назначение фуражки или папахи сохраняется и сегодня. Лампасы не носили последние лет тридцать-сорок, а фуражки, неизвестно где шитые, существовали всегда. Шапка играла очень большую роль и в гражданской жизни казака, и в семейной. Она была символом юридических прав главы рода, главы семьи. У нее было особое место в убранстве казачьего куреня. По числу фуражек в прихожей можно было судить, сколько казаков живет в этом доме, сколько объединено в семью. Фуражку убитого или умершего казака везли домой. Казак, привезший страшное известие о гибели сына, мужа, отца, обнажив голову, слезал с коня у ворот осиротевшего дома, доставал из переметной сумы простреленную или изрубленную фуражку и молча проходил мимо остолбеневших от горя родных в горницу, где клал головной убор на полку перед иконой. Это означало, что защитника в доме больше нет, что защита этой семьи препоручается Богу и христианам. В поминальные дни и в Родительскую субботу перед фуражкой ставили стопку вина и прикрывали куском хлеба. Утром хлеб скрашивали воробьям, а вино выплескивалось в огонь очага или выливалось в реку с поминальной молитвой. В доме вдовы, где под иконой лежала фуражка, ни старик, ни атаман не смели без разрешения переступить порог горницы. Если женщина вторично выходила замуж, то ее новый супруг после венчания фуражку прежнего хозяина убирал. Тайком, в одиночку, нес фуражку к реке и опускал ее в воду со словами: «Прости, товарищ, но не гневайся, не грехом смертным, но честию взял я твою жену за себя, а детей твоих под свою защиту... Да будет земля тебе пухом, а душе -- райский покой...» .

Атаман носил особую высокую шапку, которая ему не принадлежала, как и кафтан особого покроя из дорогого материала. Шапка была знаком его атаманства и принадлежала казачьему обществу. Обычаи, говорящие о высокой роли шапки в гражданской жизни казачества, сохранились до сих пор. При выборах атамана, каждый кандидат или каждый выступающий, выходя в круг, снимает шапку. Если кандидатов несколько, то все они при выдвижении сидят без шапок. Вообще-то, обычай обнажать голову означает покорность и послушание, приведение своей воли в подчинение воле другого (того, кто в шапке). Все остальные казаки круга сидели в головных уборах. Но как только атаман был выбран, роли менялись. Атаман торжественно надевал атаманскую шапку, а все казаки без исключения снимали головные уборы. С этой минуты признавалась воля атамана над их головами.

Костюмы

Мужской костюм - состоял из военной формы и повседневной одежды. Форменный костюм прошел сложный путь развития, и на нем больше всего сказалось влияние культуры соседствующих народов. Враждовали они не всегда, чаще стремились к взаимопониманию, торговле и обмену, в том числе и культурно-бытовому. Казачья форма утвердилась к середине XIX века: Донского образца - чекмень, серо-синие шаровары с красным лампасом (шириной 4-5 сантиметров), сапоги или башмачки (наговицы), башлык, зимний чекмень или бекеша, фуражка или папаха; Кубанского образца - черкеска из черного сукна, темные шаровары, бешмет, башлык, зимняя бурка или бекеша, папаха или усеченная папаха (кубанка), сапоги или чаботки. По верованиям древних одежда вторя кожа, поэтому этнические казаки никогда не носили чужую одежду, не совершив очистительных обрядов, и уж тем более одежду убитых (вся одежда убитого казака сжигалась, чтобы её отрицательная энергетика не передалась другому носителю, а вот головные уборы сохранялись - их клали под иконы в войсковых храмах или в доме). Наиболее ценилась одежда, сшитая матерью или женой. Атаманы, награждая своих казаков, дарили им материал на «справу». Форменная одежда, конь, оружие были составной частью казачьей «справы», т.е. снаряжения за свой счет. Казака «справляли» задолго до того, как он шел служить. Это было связано не только с материальными затратами на амуницию и оружие, но и с вхождением казака в новый для него мир предметов, окружавший мужчину-воина. Обыкновенно отец говорил ему: «Ну вот, сынок, я тебя женил и справил. Теперь живи своим умом - я более перед богом за тебя не ответчик». Кровопролитные войны начала XX века показали неудобство и непрактичность традиционной военной формы на поле боя, но с ними мирились пока казак нес сторожевую службу. Всё же с 1915 года традиционная казачья форма стала исключительно парадной, с 1915-1946гг. её то запрещали вплоть до - расстрела за лампас, то снова разрешали; а с 1946 окончательно запретили её ношение. Только в конце 80-ых 20 века казачий национальный костюм начал возрождаться из забытья.

Женский костюм - сформировался к середине XIX века. Он состоял из юбки и кофточки (кохточка), сшитой из ситца. Она могла быть приталенной или с «басочкой», но обязательно с длинным рукавом, отделывалась нарядными пуговицами, тесьмой, самодельными кружевами. Юбки шили из ситца или шерсти, для пышности присборенные у пояса.

«..Юбки шили из покупного материала широкие, в пять-шесть полотнищ (полок) на вздернутом шнуре - «учкуре». Холщовые юбки на Кубани носили, как правило, в качестве «нижних», и назывались они по-русски - подол, по-украински «спидница». Нижние юбки надевали под ситцевые, сатиновые и другие юбки, иногда даже по две-три, одна на другую, самая нижняя была обязательно белой». Значение одежды в системе материальных ценностей казачьей семьи было весьма велико: красивая одежда поднимала престиж, подчеркивала достаток, отличала от иногородних. Одежда, даже праздничная, в прошлом обходилась семье относительно дешево: каждая женщина умела и прясть, и ткать, и кроить, и шить, вышивать и плести кружева.

У многих жителей нашего южного края есть в роду казачьи корни. Кто-то помнит их довольно хорошо. Но гораздо больше людей не знают об этом в силу исторических причин: не принято было рассказывать лишнего, и детей старались уберечь от такой правды. Сейчас в поиске жизненных координат и ответов на вопросы: как жить, воспитывать детей, на какие ценности опираться - люди обращаются в том числе и к седой старине. И если нам более-менее стали понятны мужчины в черкесках на улицах, то современные женщины-казачки - это ещё непривычно. Какие они? «Монументальные» великовозрастные певуньи из народных ансамблей или обычные женщины? Урбанизация, умирание станичного, сельского образа жизни постепенно стёрли из нашей памяти тех почти уже мифологических сильных женщин, у которых всё спорилось в руках. Которые могли одинаково ловко управиться и с тестом, и с ухватом, и с вилами, и с казачьей шашкой…

Как было раньше

Образ жизни на приграничье, многолетнее отсутствие мужчины в доме, а то и гибель кормильца на службе вылепили уникальный характер свободной, очень умелой и неунывающей женщины. Да, рождение «девки» не шибко радовало: ни надела земли семье, ни повода для особой гордости - так, одни хлопоты. Зато девочка-казачка сызмальства приучалась быть мастерицей на все руки : старшие сестрёнки, называемые «нянями», присматривали за малышами, готовили еду, умели ходить за скотиной, управлялись по дому, привлекались к работе в огороде и в поле. К 15–17 годам девушка уже успевала своими руками нашить и навязать себе приданное: постельное бельё, рушники и салфетки, рабочую и праздничную одежду с вышивкой, чулки и носки. Надо понимать, что именно руками женщин-казачек, по сути, и были освоены грандиозные просторы и обширные войсковые земли на Урале, в Сибири, на Кубани, Дону и Тереке. Пока мужья и отцы служили царю и Отечеству, женщины поднимали детей, а заодно разбивали цветущие сады и виноградники, сеяли и убирали хлеб, сажали огороды, следили за состоянием жилищ. Чистый, выбеленный, идеально убранный курень - дело чести каждой казачки, а непорядок в личном хозяйстве - большой позор для семьи на всю станицу.

Казачий быт

Женская составляющая казачьего бытия, к сожалению, исследована мало. Но хорошо известно, что с детства девочки наравне с казачатами ловко держались в седле. В случае военной угрозы именно казачкам не раз приходилось вставать на защиту своих станиц. Так, в 1641 году сотни женщин участвовали в обороне Азова. А на Тереке хорошо помнят июнь 1774 года и героическую защиту станицы Наурской, когда именно женщины отбили атаку горцев, вооружившись вилами и топорами, поливая врага кипятком и горячими щами. Казачьи общины и сегодня отмечают эту дату, как и День Матери-казачки, православный праздник Введения во храм Пресвятой Богородицы, поздравляют бабушек, мам и крёстных, сестёр и дочерей. Безусловная покорность своей доле, мужу, свекрови и старшей невестке, тяжёлый и опасный быт и часто мужская, грубая работа - кому-то сегодня это покажется безрадостным существованием, чистым домостроем.

Но казачки не знали другой судьбы, да и не хотели её. Вспомним гордую Марьяну из повести Л. Толстого «Казаки» - ведь не впечатлила её романтичная любовь барина Оленина! И если для казака смыслом жизни была служба, воинский долг, то для его жены таким вечным смыслом было обеспечить тыл, дом, куда мужчина обязательно вернется, землю, за которую он всегда будет готов умереть. Обязанностью женщины было следить за исправностью и чистотой оружия мужа, содержимым тороков, которые всегда были собраны на экстренный случай. Быть казачкой считалось огромной честью, гордостью, а девочку из казачьей семьи ни при каких обстоятельствах не выдавали замуж за иногороднего, берегли как зеницу ока. Наш ставропольский поэт Витислав Ходарев, который долгое время жил в Михайловске, воспел казачек в поэме «Казачья любовь»:

«… Тот хутор был невестами богат, Глазастыми девчата здесь рождались. Бери любую в жены, наугад! Ей-ей, от Бога те девчата брались! Любили их, жалели казаки И гордо говорили: «Вот любови!..» Здесь каждой знали цену старики: Какого роду, племени и крови».

Влияние женщины в доме, где сам хозяин годами отсутствовал и возвращался скорее как дорогой и самый желанный гость, было безраздельным. К мнению матери в семье чутко прислушивались. Женщину безусловно почитали за её титанический труд и лебединую верность, и хоть она не имела права голоса на кругах и сходах, казаки всегда вставали в её присутствии, снимали головные уборы. Интересы вдов и сирот в общинах блюли превыше всего - это был святой обычай, долг перед погибшим за други своя брате. Именно этот станичный уклад служил гарантией для каждого воина, что в случае гибели его дети не пойдут по миру. Не зря в казачьем курене папаха умершего главы вечно покоилась в «красном углу», пред иконами, и это всякому говорило, что семья находится под защитой Бога и станичного права. Вместе с тем, казачьи женщины были намного свободнее, чем русские крестьянки.

Вопреки стереотипу, их никогда не били. Да, в доме на дверном косяке всегда висела нагайка, но лишь как напоминание о главенстве мужчины. Если казак никогда не использовал плеть для своего коня, то уж для жены, матери своих детей - тем паче! Девушек не неволили с замужеством не по любви, даже разрешали (хотя далеко и не поощряли) развод по веской причине. Казачки были не чужды праздников и песен, любили красивые наряды, вышивку, платки, монисты и другие украшения. Вкусно, по-особому готовили, хлебосольно и гостеприимно привечали гостей, но строго блюли посты, знали наизусть молитвы и церковные службы . Инерция мощной силы духа в том числе и этих почти легендарных женщин вытащила генофонд народа, подняла из руин страну после гражданской и Великой Отечественной войн.

Что значит быть казачкой сегодня

Всё это, увы, сегодня по большей части утрачено и забыто. Нас, живущих в тисках асфальта и супермаркетов, пластика и попсы, нас, так много разучившихся делать своими руками, как реликтовое излучение погасших звёзд ещё сопровождают старинные песни, которые поют те самые степенные бабушки в ансамблях. Но мы понемногу вспоминаем. И хотим по мере возможностей хоть чуть-чуть соответствовать тому великому кровному достоинству, что течёт в наших жилах. Современные казачки считают своим долгом знать песни, фольклор, уметь красиво поддержать танец, носить казачью одежду, применять в повседневной жизни традиции и обряды. Чтение исторической литературы , архивный поиск - тоже большая и многоплановая работа. В молодёжной среде всё больше тех, кто, вопреки расслабляющему влиянию культуры потребления, восстанавливает по крупицам, чем когда-то жили их прадеды и прабабушки.

Всё это нужно непременно отыскать в уголках народной памяти, в пожелтевших фотографиях, письмах, сберечь и как великое сокровище передать следующим поколениям. Многие девушки берут уроки верховой езды, владения оружием. Но главное предназначение, которое осознает женщина, взявшая на себя великую ответственность быть казачкой - это семья. Рождение и воспитание детей в православной вере , семейное соблюдение постов, что в наше время соблазнов и распространения алкоголя и наркотиков не так-то просто. Помощь пожилым родителям, стремление к многодетности всегда было залогом выживания народа, гарантией удержания им своей земли. Это образ жизни, осознанное возвращение в традициям, к истокам. Это и есть философия современной женщины-казачки, которая видит смысл своей жизни в приумножении и спасении будущего своего рода.

Наталья ГРЕБЕНЬКОВА,
главный редактор газеты «Казачье Ставрополье»

Евграф Савельев. Типы Донских казаков и особенности их говора. (1908 год)
Глава I. Т и п ы.
стр.- 1 -
В «Русской Истории» за 1837-1841 г.г. Николая Герасимовича Устрялова есть место, где сказано, что донцы составляют чудную смесь разноплеменных народов , что язык их состоит из разных элементов, что в чертах их лиц есть нечто азиатское и что казаки гордятся своим происхождением от черкесов и даже сами называют себя черкесами (?!).
У Николай Михайловича Карамзина («История государства Российского» , т. VIII. 1816 года) о казаках читаем, что происхождение их не весьма благородно: они считались российскими и добычи в опустелых улусах орды Батыя, в местах не населенных, но плодородных, где Волга сближается с Доном и где издавна был торговый путь из Азии в северную Европу; что казаки, утвердившись в нынешней своей области, взяли город Ахаз (древне - хазарский, просуществовавший до XVI в.), назвали его Черкасским (?) или казачьим (что одно и то же), что жён они доставали, как вероятно, из земли черкесской и могли сими браками сообщить своим детям нечто азиатское в наружности и прочее.

Андрей Григорьевич Филонов в «Очерках Дона» (1850 г.) в пятидесятых годах прошлого столетия и В. Ф. Соловьёв в своей брошюре «Особенности говора Донских казаков» в 1900 году писали, что казаки, не смотря на то, что стоят за Русь, что полки их оберегают её окраины и что все имеют рвение постоять за честь Царя, сами себя не считают русскими; что если любому казаку предложить вопрос: «Разве ты не русский?», он всегда с гордостью ответит: «Нет, я казак!».

Казак называет русским только великоросса, малоросса же величает просто хохлом. «Стояли в России, ходили в хохлатчину, вернулись на Дон», говорят казаки. Да, и сами великороссы и малороссы (Слободской Украины) на вопрос: «Откуда вы?» - всегда отвечают: «Мы из России, а пришли к вам на Дон».

В своей книге «Кто был Ермак и его сподвижники », изданной мною в 1904 г. , я, на основании исторических исследований, сделал вывод, что донские казаки исконные обитатели восточных берегов Азовского и Чёрного морей и нижнего Дона, известные у историков и географов разных стран под различными названиями;

стр.- 2 -
что расселение части казачества началось довольно рано, с IV и V веков по Р. X. , на Днепр и далее на север, берега Балтийского моря и другие места, где они впоследствии стали известны под именем варягов, новгородских ушкуйников и других;

что в XIV и XV в. в., после распада Золотой Орды, казачество вновь стало «слетаться» в древнюю свою родину, страну предков, берега Тихого Дона и Азовского моря, под четырьмя главными названиями (по московским и турецким летописцам):

Курганы Царских скифов в области Геррос.

а) азовских казаков, или сары - аз - ман - » . Сайи - ЦАРИ - Σαιοι – это самоназвание царских скифов . В ведическом санскрите слова - - sarru, sarи, sirratu, sarathya - рать, ратный, соратник, (sа – совместно, ratha- колесница, воитель, герой. От слова ведического санскрита «сарру»- sarru- происходит слово – «царь» в славянских языках, а в германских - кезарь и кайзер. В Риг-веде: саратхи - Sarathi - возница колесницы – «саратник». Первоначальное значение слова

б) черкасов (днепровских); в) новгородских повольников (с Волги), и г) казаков рязанских, населявших своими городками все пространство к югу от Оки до степей воронежских.

Рязанские казаки в первой половине ХVІ ст. заняли земли по рекам Хопру, Бузулуку и Медведице. Около того же времени с Волги перешли волоками на реки Иловлю и Тишанку новгородцы и расселились по среднему и нижнему течению Дона, вплоть до его устьев.

Азовские казаки, вытесненные турками и татарами из Азова и с берегов Азовского моря в Северскую область, около 30-х и 40-х годов ХVІ ст., перешли вместе с небольшой частью северских казаков (севрюков) и белогородских на Донец , и далее на Дон, и заняли вновь свои исконные земли, пройдя вверх по Дону до «переволоки».

Днепровские черкасы, или, как их в то время стали называть - запорожцы, перешли на Донец, а потом и на Дон в 1549 г, под предводительством своего князя Дмитрия Вишневецкого. Черкасские юрты располагались от местности, где был г. Черкасск, на запад по правому берегу рек Аксая, Дона и Мертваго Донца до Миуса. Самые горы, идущие от нынешнего г. Новочеркасска на запад, в то время назывались Черкасскими (в «Книге Большого чертежа»). Часть запорожцев в 1590 - 1593 гг. возвратилась обратно на Днепр, а потом они в числе10 тысяч человек пристали к самозванцу.

Кроме того, на Дон переселилось в 1640 г. около 5 тысяч запорожцев , принявших вместе с донскими казаками участие в защите Азова от турок («Азовские известия». Тауберт).

Таким образом, к половине ХVІ ст. на Дон «слетались» все отрасли одного древнего казачества, прошедшие в течение нескольких веков каждая свою историческую судьбу. История нам не говорит, даже не делает никакого намёка на то, чтобы между азовцами, новгородцами, черкасами и рязанскими казаками на Дону возникали какие - либо недоразумения, схватки или междоусобицы, а «все», как говорит поэт, «с словом братского единства сражались с дикою ордой, оставив славу для потомства, тебе свободу, Дон родной».

Из первых атаманов казачьих общин известны: Агустий Черкас, Ляпун, Павлов, Андрей Шадра (рябой - по-татарски), Ермак, Лос, Каблан, Болдырь, Михаил Черкашенин, Корелла, Татара, Каторжный, Смирной, Федоров, Смага Чершенский и другие.

стр.- 3 -
При Михаиле Черкашенине казаки проникли по Каспийскому морю к устью Яика (Урала) и разгромили в 1570 г. столицу ногайского ханства Сарайшык. За этот подвиг царь Иоанн Васильевич Грозный в том же году прислал на Дон жалованную грамоту, первую из сохранившихся.

Итак, на основании вышеприведенных исследований, мы видим, что населения Дона в половине XVI столетия относится к четырём главным элементам древнего казачества, народа, резко отличающегося своим антропологическим типом, как от великороссов, так и от коренных малороссов.

То есть казаки обладали такими физическими особенностями устройства туловища, ног, в особенности голеней, головы и лица, которые заставляют всякого, хорошо изучившего во всех отношениях казачество, выделять природного казака из массы других народностей, даже если бы его поставить в разноплеменную толпу и одеть в несвойственную ему одежду.

Тип великоросса всем известен. Поэтому мы об этом и не будем говорить.

Тип малоросса распадается на две отрасли:

а) природных малороссов (древних Полян) , то есть жителей северных малороссийских губерний Волыни и Подляшья (сходных во многом с польским крестьянством) - светло-русые волосы, голубые выпуклые, вернее - на выкате глаза, длинный стан, короткие голени, как и у великоросса (признак природного пахаря), прямой тонкий нос, удлиненная голова (долихоцефалы), узкий, относительно покатый лоб, часто веснушчатое лицо;

б) малороссов только по языку, остатков прежних днепровских черкасов , в южных частях губерний Черниговской, Курской, Воронежской, Екатеринославской, в Новороссии и в Черноморье и Азове: короткий, но плотный стан, высокие голени, круглая голова, широкий, прямой, нередко нависший лоб, короткий нос, часто с горбиной, хрящеватый, иногда и толстый нос, чёрные глаза, смуглое лицо и тёмные жёсткие волосы , с красниной на усах и бороде.
Этот последний тип очень часто встречается и у нас на Дону, как остаток древних переселившихся сюда черкас , в особенности по Донцу, в Гундоровской и Луганской станицах, в Раздорской и даже от устьев Дона до станицы Пятиизбянской. Рядом с ним встречается, чаще всего в низовьях Дона, в особенности в станицах Старочеркасской и Раздорской и выше по Дону до ст. Пятиизбянской, преимущественно в за донских хуторах и по реке Салу, как, например, в хуторах станиц: Баклановской, Нижне и Верхне - Курмоярских, Нагавской, Потёмкинской, и Атаманской.

Тип казаков азовских: легкие и подвижные, среднего роста, с длинными ногами при коротком туловище, с небольшой головой, при немного выпуклом (тюркском) лбе и выдающемся затылке, с орлиным носом , иногда тонким и прямом, подобранном маленьком подбородке.

стр.- 4 -
Все казаки азовского типа, большею частью брюнеты, с чёрными или карими глазами, с весёлым, жгучим взором, одним словом, с азиатским оттенком в лицах , до крайности разнообразном. Есть между ними, в особенности, среди женщин, прекрасные, чисто древнегреческие профили, с правильным овалом лица, но есть и безобразные армянские или турецкие лица, при небольшой голове с большим «коромыслом» носом.

Мне, как хорошо знакомому с народами Кавказа, нередко приходилось встречать на Дону лица с профилями и овалами, схожими поразительно с осетинскими, лезгинскими (из Самурскаго округа), а в особенности с черкесскими, некоторых поколений, более сохранивших свою народность от метизации соседних племен в горах и ущельях Кавказа. Например, жителей черкесского аула Карм , расположенного близ Эльбруса, положительно можно смешать с нашими терскими казаками , но иллюзия тотчас пропадает, когда заговоришь с ними по-русски: они ни слова не понимают.

Некоторые, в том числе известный филолог, профессор МГУ Богомолов Николай Алексеевич, находят сходство донских казаков с куртинцами , но мне кажется, насколько я знаю этот народ, сходство здесь кажущееся, поверхностное, вызванное своеобразной, иррегулярной службой их в Турции и Персии, как и казаков в России, вследствие чего у этих народов выработались в течение веков сходственные военные приёмы, удаль и прочее. Впрочем, заключение это требует тщательной проверки, как со стороны антропологической, так и лингвистической, так как в языке куртинцев есть много слов, употребляемых у нас на Дону, хотя слова эти имеют турецко-татарские корни, как - то: казан, таган, чекмень и другие, коренной же язык куртинцев близко подходит к ново-персидскому.

Казаки новгородцы от устьев рек Иловли и Тишанки расселились вверх по Дону до ст. Казанской, а вниз - до Азовского моря. Это самый предприимчивый, стойкий в своих убеждениях, даже до упрямства, храбрый и домовитый народ. Казаки этого типа высоки на ногах, рослые, с широкой могучей грудью, белым лицом, большим, прямым хрящеватым носом, с круглым и малым подбородком, высоким лбом и круглой головой; волосы на голове от тёмно-русых до чёрных, на усах и бороде светлее, волнистые. Казаки эти идут в гвардию и артиллерию.

Казаки верховых станиц, известные на Дону под общим названием «верховцев», как долго сталкивавшиеся с великороссами, представляют в антропологическом отношении, в массе своей, переходную степень от чисто древнеказацкого типа к великороссам, хотя среди них нередко можно встретить лица с чисто южным профилем. Верховые казаки - степенный, выносливый и трудолюбивый земледельческий народ ; они считаются самыми исправными и надёжными казаками, способными переносить все лишения, сопряжённые с трудной казачьей службой. По мнению генерал - лейтенанта И. И. Краснова, высказанному им в своих записках:

стр.- 5 -
«Верховцы при поступлении на службу кажутся сперва несколько вялыми, но, прослужив немного, с удивительною скоростью преобразуются в превосходных во всех отношениях воинов; ловкие и проворные низовцы, поступая в полки, выходят часто плохими казаками и это оттого, что не в состоянии перенести всех трудностей, свойственных казачьей службе».

Верховцы - люди умеренные, скромные, немного суровые, богобоязненные, почтительные к старшим, почти вовсе незнакомые с общественными удовольствиями, одним словом, более других сохранившие свой древний общинный патриархальный образ жизни. Этими же чертами характера и образом жизни отличаются и казаки некоторых станиц, расположенных по среднему течению Дона.

Между тем, как казаки низовых станиц Дона, собственно простой класс народа, большею частью, склонны к торговле, промыслам, рыболовству, судоходству и другим. Характера они весёлого, лёгкого, даже немного ветреного.
Непочтение к старшим, сына - отцу и матери, внука - деду, несогласия супругов, ссоры и даже драки в семье - обычные явления у низовых казаков. Родительская власть в последние годы потеряла всякую силу и авторитет. Это явление стало теперь довольно резко выделяться и в станицах 1-го Донского округа.

Только в семьях старообрядцев, ещё довольно прочно, держится тот высоконравственный древний обычай казачества , в силу которого совершеннолетний сын часто не смеет при гостях сесть в присутствии отца. А почтенные отцы семейств выслушивают и исполняют с покорностью всё, даже прихотливые, желания своих престарелых родителей, и часто предсмертные слова их имеют для них силу духовного завещания и исполняются всеми членами семьи беспрекословно. Благословение отцов, даже заочное, «на веки нерушимое», принимается сыновьями с благоговением.

Из второстепенных типов, встречающихся среди донских казаков , можно указать на следующие:

а) татарский, то есть тюркско-монгольский, с некрасивыми, смуглыми, широкими лицами, выдающимися скулами, выпуклым лбом и маленькими кривыми ногами. Характер вспыльчив. Казаки этого типа встречаются в задонских хуторах среднего и нижнего течения Дона, они произошли от татарских выкрестов, принятых в казаки, не говоря уже о том, что в древнем Черкасске была целая татарская станица, остатки которой представляют теперь жители - магометане хутора Татарского, Новочеркасской станицы. Фамилии казаков 1 и 2 Донских округов: Татариновы и Татаркины, Чувильдеевы, Чувилины, Шевердяевы, Батеенковы (от Батыя, по - казацки - Батея) ясно свидетельствуют об их происхождении;

б) калмыцкий, не считая природных калмыков - ламаитов, живущих станицами в Засальских степях и причисленных в казаки. Тип этот произошёл от смешения калмыцкой крови с казацкой и даёт симпатичные и красивые, хотя немного и широкие, лица, в особенности у женщин.
Фамилия Калмыковых часто встречается в южной части области, где Сальския степи прилегают к Донским;

в) еврейский тип . Этого типа казаки поразительно сходны с горскими евреями Дагестана, которые считаются остатками древних израильтян, пленённых ассирийским царем Салтанассаром и потом совсем исчезнувших с политическаго горизонта, т. е. рассеявшихся по обширному древнему Персидскому царству, Кавказу, Крыму, Китаю, Индии и другим землям Азиатскаго материка.

Казаки еврейского типа распадаются на две категории.

Первой категории еврейского типа : долговязые, с небольшой головой, покатым лбом, выдающимся затылком, с чисто семитским носом, с рыжими волосами на бороде и усах и тёмными волосами на голове, веснушчаты, по-казацки – «луданые», по-малороссийски – «рудые» . По характеру заносчивы, кичливы, мелочны, пронырливы, сладки на язык с высшими чинами, но жестоки и беспощадны с низшими, и, до крайности, трусливы .

Второй категории еврейского типа: в антропологическом отношении сходны с первой, но только телосложением более мелки, черномазы, юрки, склонны к торгашеству, спекуляции и обдуванию. Военная служба им не по нутру, а потому они всячески стараются избежать её. Этого типа казаки часто встречаются в низовьях Дона, в Старочеркасской и Аксайской станицах и городе Новочеркасске. Желающий убедиться в этом может обойти торговые ряды, Азовский и Сенной базары, в особенности старые лавки г. Новочеркасска, где ещё остались некоторые, доживающие свой век торговцы - казаки этой категории.